Шрифт:
И все сразу пришло в движение. Раненого вытащили из повозки и понесли в дом, прибежавший откуда-то мальчишка занялся лошадьми, а хозяйка пригласила путешественниц следовать за ней в отведенную им комнату. Но прежде Мод заглянула в каморку на первом этаже неподалеку от входа, куда положили Роджера, чтобы убедиться, что он размещен со всеми возможными удобствами.
Отдав распоряжения, проводив взглядом леди Вуд и рявкнув на Бертуччо, отпустившего язвительную реплику, Ральф зашагал по двору в сопровождении едва поспевающего за ним хозяина, который торопливо объяснял, как повезло путникам – у него чудом остались свободные места.
– Все гостиницы и трактиры в городе заняты людьми графа Суррея [25] , что прибыли вчера, – рассказывал словоохотливый хозяин. – Тыщи три не меньше, у нас тоже остановились джентльмены…
– Суррей с людьми в Кембридже? – переспросил Ральф на ходу.
– Вы не знали, сэр? Они идут к его светлости герцогу Норфолку [26] разгонять мятежников на севере. Там творится ужасное: убивают комиссаров, разоряют церкви! А вожаком у них адвокат из Йорка, Аск. Говорят, в Линкольне одного ослепили, завернули в свежую коровью шкуру и отдали на растерзание псам, а другого повесили за ноги, головой прямо в костер… Что-то будет, сэр…
25
Генри Говард, граф Суррей (1517—1547) – сын Томаса, 3-го герцога Норфолка, один из основателей английской поэзии эпохи Возрождения. Казнен в 1547 г.
26
Томас Говард, 3-й герцог Норфолк (1473—1554) – лорд-казначей и лорд-маршал, а также (после отставки кардинала Уолси) хранитель большой печати. В 1536 году собрал войско против католических повстанцев в северных провинциях Англии. Дядя двух жен Генриха VIII – Анны Болейн и Екатерины Говард, отец поэта Генри, графа Суррея.
Хозяин замолчал, видимо, решив, что и так слишком много сказал случайному постояльцу.
Ральф, спеша от северных границ, пересек Дарем и Йоркшир за несколько дней, останавливаясь, лишь чтобы дать отдых коням да задержавшись на переправе через Хамбер. Конечно, он слышал о том, что происходит на севере, и недалеко от Донкастера чудом избежал встречи с отрядом вооруженных йоменов.
Сведения хозяина гостиницы были отчасти верны, отчасти преувеличены – обычная смесь слухов и страхов. Роберт Аск [27] собрал целую армию, ряды которой неуклонно пополнялись джентльменами, йоменами и ремесленниками, недовольными реформами короля. Бедным людям негде молиться, когда по королевскому указу разрушаются церкви и монастыри, писал Аск в своей петиции к королю. Слова послания слухами разлетелись по графствам, их передавали от одного другому: нет доверия безродным самозванцам – Томасу Кромвелю и Ричарду Ричу [28] , которые нашептывают королю крамольные слова, преследуя свои цели; нет доверия новым епископам Кентербери, Рочестера, Вустера, Солсбери, что ниспровергли истинную веру, и главному виновнику – епископу Линкольна, ведь именно в Линкольншире, в городке Лаут, недалеко от которого находился Боском, поместье Бальмеров, в начале октября и начался мятеж. [29]
27
Роберт Аск (1500—1537) – известный лондонский адвокат, в 1536 году возглавил восстание католиков, известное под названием «Паломничество благодати». Казнен в 1537 году по обвинению в государственной измене.
28
Ричард Рич (1496/7–1567) – адвокат, генеральный солиситор, в 1536 году возглавил палату прироста, созданную Генрихом VIII с целью контроля над землями и финансами, ранее принадлежавшими католической церкви. Известен как свидетель в суде над Томасом Мором и епископом Джоном Фишером, огласивший их признания, высказанные в дружеских с ним беседах.
29
Мятеж – здесь: крупнейшее восстание на севере страны в 1536—1537 гг. 40-тысячная армия восставших выступила против гонений на церковь, в частности, против расформирования аббатств и конфискации королем монастырского имущества и земель. Получило название «Паломничество благодати» или «Благодатное паломничество» (англ. Pilgrimage of Grace).
Лаут – деревня в Линкольншире, где 1–2 октября 1536 года местные жители выступили против королевских комиссаров, прибывших делать опись церковного имущества. Восстание в Лауте послужило началом мятежа северных графств.
Люди, возмущенные предстоящей ревизией церковного имущества, захватили секретаря и помощника линкольнского епископа, сожгли расчетные книги и королевский указ и заключили под замок королевских комиссаров, угрожая разделаться с ними, а городских глав заставили принести клятву во имя Бога, Короля, народа и благосостояния Святой Церкви. Ненависть к комиссарам была настолько велика, что по стране поползли слухи о страшных расправах над ними. Восстание вспыхнуло, как сухая солома, на которую упала искра от удара кресала об огниво, отгорело, но тлеющими угольками перекинулось в Йоркшир.
Эти события не прошли мимо семейства Ральфа Перси. Его тесть, сэр Уильям Бальмер, именно в эти дни умудрился убить королевского комиссара, а жена Мод, леди Перси, покинула Линкольншир, испугавшись мятежа и последствий ареста отца. Не будь этих волнений, сэра Уильяма заключили бы под стражу в Линкольне и оставили бы там, а то и просто под домашним арестом, до выездного суда, но дело коснулось политики, и его увезли в Лондон, в Тауэр, а дочь с домочадцами укрылась в тихом месте.
«Если то место еще осталось тихим. Возможно, надо было сначала заехать в Дарем, а не мчаться в Лондон…» – думал Ральф, шагая по гостиничному двору.
О несчастье с тестем и отъезде жены Ральф узнал, когда прибыл в Боском. Мажордом [30] , встретивший его, отнесся к нему с подозрением и не слишком гостеприимно, но Перси не стал задерживаться там, спеша в Лондон. Леди благополучно дождется его нежданного появления в Дареме, а он должен срочно увидеть брата и узнать о судьбе сэра Уильяма.
30
Мажордом – домоправитель.
Если он и не питал никаких чувств к незнакомой своей жене, то ее отца помнил как человека, достойного уважения, несмотря на то, что крупно повздорил с ним, когда тринадцать лет назад отправился воевать во Францию, оставив тестю право управлять Корбриджем, а ребенка-жену расти без мужа. Они были нужны Ральфу живыми, особенно сейчас, когда он лишен своих земель. Сэр Уильям должен был знать о том, как это произошло, а леди Перси была гарантом того, что он не останется совсем безземельным.
«Что ж, сэр Ральф, ты слишком долго плавал, чтобы ожидать горячих встреч и семейных объятий. Жена тебе не жена, а братец и прежде не питал к тебе любви, а теперь легко списал в ушедшие навсегда, присвоив себе Корбридж. Заброшенный на много лет Корбридж…» – уточнил он для себя, хотя упреки в свой адрес отнюдь не уменьшали его злости в адрес старшего брата.
Горестные его мысли прервал вопрос хозяина.
– Что стряслось с вашими людьми? – осторожно поинтересовался тот, наблюдая, как его работник и Бертуччо выносят из повозки раненого.
– По вашим дорогам опасно ездить, – коротко отрезал Ральф, не собираясь вдаваться в подробности ночной схватки. – Расскажи-ка лучше, где найти хорошего врача, покажи комнаты да прикажи подать еду…
Последнее он договаривал, толкая дверь «Ржавой подковы». В гостинице в этот ранний час было тихо и сонно, но со стороны кухни раздавались звуки, свидетельствующие о том, что постояльцев не оставят голодными. Хозяин подозвал сына, мальчика лет двенадцати, и отправил его с Ральфом наверх показать комнаты.