Мысли о том, что он слишком долго странствовал и вновь, как уже не раз бывало в его жизни, расплачивается за свои или чужие грехи, не давали ему покоя не первый день. Прожив полную авантюр и опасностей жизнь, чудом добравшись живым до своего тридцатилетия, однажды, глядя на волны, покачивающие каракку, на смутные очертания острова, к которому приближалось судно, он подумал, что пора возвращаться домой. На тот остров, где родился, где тринадцать лет назад оставил семью и жену.

«Моя жена уехала в Саттон – в тихое место, подальше от смуты. Что ж, вполне разумно… Но что же влечет эту красавицу в Лондон, подальше от мужа? Неужели только приязнь к отцу? Может, желает попасть ко двору? Вуд… Кажется, никогда не был знаком с таким семейством…»

Задумавшись, Кардоне не сразу ответил на вопрос попутчицы.

– Давно ли я в дороге? Всю жизнь. Я живу в дороге, леди Вуд, но надеюсь добраться до конечной цели своего долгого путешествия. Ныне я еду от Адрианова вала [24] , вы не бывали в тех местах, на севере? Хотя, конечно, Лондон, двор… Балы, вероятно, привлекательней тех диких мест.

Вопрос о муже, а затем упоминание Кардоне о своем долгом путешествии затронули очередную болезненную для Мод тему. Ее рука машинально потянулась к груди, где под платьем на тонком кожаном шнурке, увитом золотой нитью, висел изумруд – подарок ее мужа. Мужа, которого она не видела много лет и вряд ли узнает при встрече, если эта встреча когда-нибудь состоится.

Адрианов вал… На границе с Шотландией. Она бывала в тех местах ребенком, когда несколько месяцев прожила в замке мужа. Но не помнила ни этого замка, ни мужа.

Ей было всего шесть лет, когда состоялась ее помолвка с сэром Ральфом Перси, вторым сыном пятого графа Нортумберленда. Через год их обвенчали – старый граф был при смерти и торопил со свадьбой, после которой муж Мод уехал воевать, затем – путешествовать по свету, за эти годы так ни разу не посетив Англию. Изредка он подавал о себе вести сэру Уильяму и присылал подарки для подрастающей жены. Заморские безделушки, в их числе две диковинные, необычайно красивые, огромные, с восхитительными завитушками и зубчатыми краями раковины; драгоценности – горсти крупного, с розоватым отливом жемчуга, россыпь изумрудов. Среди них выделялся один камень: прозрачный темно-зеленый изумруд размером с яйцо куропатки с небольшим изъяном – крошечным желтоватым пятнышком в форме звездочки, один луч которой был вытянут чуть больше других. Мод была в восторге от подарков, но более всего ей полюбился этот изумруд, с ним она никогда не расставалась. Днем он лежал в мешочке на поясе, а ночью занимал место под подушкой, и, засыпая, она сжимала его в руке. Сэр Уильям отдал драгоценности ювелиру, из них были сделаны жемчужная нить и изумрудное ожерелье. Большой камень огранили отдельно в золотую оправу, и Мод стала носить его, не снимая. Ей представлялось, что так она становится ближе к мужу, будто прикасается к нему… Он появлялся в ее мечтах и снах – красивый, добрый, заботливый и любящий. Мод с нетерпением ожидала его приезда, но шли недели, месяцы, годы, а сэр Ральф не возвращался. Постепенно она перестала его ждать, стараясь не вспоминать о том, что у нее есть муж. Только по привычке продолжала носить изумруд…

И вот теперь ей пришлось сначала солгать об отце, а мужа и вовсе «отослать» в первое пришедшее на ум графство подальше от Лондона.

«Он тоже всю жизнь в дороге, – с горечью подумала она. – Но если у моего спутника есть хотя бы конечная цель путешествия, то сэру Ральфу Перси не нужны ни дом, ни жена, ни семья. Только вечная дорога… Интересно, у Кардоне есть жена? И ждет ли она своего мужа или, как и я, при встрече не узнает его?..»

– Лондон, несомненно, привлекательнее, особенно балы при дворе, – сказала Мод, никогда не бывавшая в Лондоне. И нынче ей будет совсем не до танцев. – Вы решили вернуться в общество, сэр? Устали от дороги? – чуть насмешливо поддела своего собеседника девушка и тихонько потрясла головой, пытаясь побороть одолевающие ее усталость и сонливость.

– Устал от дороги? – переспросил сэр Ральф Перси или мессер Кардоне, как его звали последние годы. Прозвище свое он получил, как ни странно, от собственного слуги и сотоварища по странствиям Бертуччо Оливы, который прозвал его Репейником, что на его родном языке звучало как Кардоне. – Да, вы правы, мадам, устал… Но конца пути пока не вижу, – машинально добавил он, вновь на миг погрузившись в свои думы. – Но вы устали более меня, – добавил он, взглянув на свою спутницу.

«Она путешествует без мужа оттого, что они живут врозь? И он позволяет ей делать, что ей захочется?» – Гадать о ее муже было трудно, да и какое Ральфу было дело до джентльмена, которого он никогда не видел и не увидит.

– Вы бывали уже в Лондоне? Что делает в Лондоне ваш отец? Служит ли при дворе или занят другими делами? – спросил он.

– Служит? – переспросила леди Вуд. – Нет, не служит. Он оказался в городе… У него там дела, но не торговые, нет. Просто дела. Я никогда не была в Лондоне, но мне нужно как можно скорее туда попасть. А вы… вы тоже спешите, сэр?

Она вдруг смутилась, словно он задал неуместный вопрос. Возможно, от усталости и голода? Решив, что странное смятение спутницы связано с этими бренными потребностями, он подумал и о своих. Долгая дорога давала себя знать, в животе уже ничего не осталось от жареного ягненка, съеденного вечером.

«Что она спросила? Спешу ли я? Очень спешу…» – Ральф поморщился и стиснул кулак, вспомнив, как его встретили в собственном поместье.

– Да, я спешу, леди Вуд, у меня дела в Лондоне, очень важные дела.

– Важные дела? – переспросила Мод, медленно растягивая слова. Она с трудом удерживалась в седле, на мгновения проваливаясь в зыбкую полудрему. В сизом предрассветном тумане облик ее спутника дрогнул и расплылся – или то слипались ее глаза? Мод зашатало и потянуло вниз…

– Да, но это совсем неинтересно для вас… Вы отдохнете в Кембридже, поспите, а я пошлю Бертуччо за врачом, – сказал Ральф и тотчас пожалел, что напомнил ей о раненом слуге, но он давно разучился вести изящные беседы с дамами.