ными слухами о налетах немецких цеппелинов, в ожида­

нии которых каждую ночь по свинцовому петроградскому

небу блуждали лучи прожекторов.

169

Повсюду поднималась мощная волна стачек, и чем

больше нарастала ненависть к буржуазному правительст­

ву Керенского, тем настойчивее и определеннее раздава­

лись могучие возгласы: «Вся власть Советам».

Стояли ясные, холодные осенние дни, и порой, когда

город уставал от дневных забот, в его беспорядочной

жизни наступала короткая передышка, по тревожной ти­

шине напоминавшая затишье перед боем.

В отличие от большинства тогдашней хилой интелли­

генции, поддававшейся все большему смятению и нере­

шительности, Блок заметно ободрялся и оживал.

В своей выцветшей, поношенной, но всегда опрятной

и хорошо пригнанной гимнастерке он напоминал рядово­

го бойца, только что приехавшего с фронта.

Он сильно похудел. В углах рта залегла горечь. Рез­

ко очерченный профиль обострился. Но взгляд стал твер­

же, движения четче и определеннее, а в его речах по­

явились более мужественные, настойчивые ноты.

Основным импульсом жизни Блока в то время был

долг.

Повинуясь велениям долга, Блок исполнял свою ре­

дакторскую работу.

Слова «долг», «надо» стали все чаще встречаться те­

перь в блоковском лексиконе.

— Я знаю, мне надо... Вы забыли, что надо... — изо

дня в день твердил он с какой-то упрямой настойчи­

востью, за которой отчетливо чувствовалась непоколеби­

мая твердость вновь принятых им решений.

Он охотно и подолгу говорил со мной о зреющих но­

вых народных силах. Его любимой жизненной темой ста­

на тема о мировом будущем промышленной молодой

России.

— Россия не нищая. Россия — золото, у г о л ь , — него­

дующе бросил он мне как-то.

То, что говорил Блок, не заключало в себе особой но­

визны и часто напоминало мысли Герцена. Как Герцен,

Блок придавал огромное значение науке и той исклю­

чительной роли, которая принадлежит в будущем оте­

чественной индустрии. Но Блок необыкновенно худо­

жественно рисовал раскрывавшиеся перспективы и

отчетливо ощущал формы своего участия в новой

жизни.

170

* * *

Ал. Ал. не был политиком, но ему был присущ редкий

дар — чувство истории.

Как большой художник, он обладал абсолютным внут­

ренним слухом, счастливой способностью улавливать ма­

лейшие колебания событий. Эту способность Ал. Ал. на­

стойчиво развивал, чутко прислушиваясь к окружающему,

и постоянно связывал воедино самые разнородные факты.

Он искал их в политике, в повседневном быту, в технике

и научных открытиях, в спорте и в искусстве. Вот почему

все, что он писал даже в самые ранние годы, могло бы

иметь эпиграфом его же собственные слова: «Я слушал,

и я услыхал». Отсутствие этого внутреннего слуха у дру­

гих всегда угнетало Блока.

— Вы только представьте с е б е , — сказал он в одно из

наших последних с в и д а н и й , — встретился я только что с

О. 21 и в разговоре с ним упомянул, между прочим, что

народ против духовной культуры, которая дается ему как

подачка, а отсюда против значительной части прошлого.

О., обычно такой мягкий, вдруг рассердился на меня. Мне

всегда стыдно своих незаслуженных удач, стыдно потому,

что я принадлежу не к народу, которому все дается с тру­

дом, а к интеллигенции, которой все это достается легче.

* * *

Когда я приходил к Блокам, Ал. Ал. почти всегда бы­

вал один, и лишь изредка при наших беседах присутство­

вала Любовь Дмитриевна.

Из посторонних, и то в «именинные» дни, я встречал

у них Е. П. Иванова, В. А. Пяста и Г. И. Чулкова. Очень

часто бывали у Блоков его мать и тетка М. А. Бекетова.

Мне почему-то особенно запомнился день именин са­