Шрифт:
– Звучит вкусно, но непонятно.
– Сказала Лена и, «Вай!» - упала на Виктора. Машина раскачалась на трамвайных путях пересекающих выезд с парковки и резко ускорилась вливаясь в куцый субботний поток машин. Виктор подхватил девушку, задел ее грудь и мгновенно сменил окрас на помидорный.
– Сегодня попробуешь.
– Отвлекая ее внимание пришел Артём на выручку сиявшему бордовым другу.
Лариса потянулась, зевнула, прикрыв рот рукой, и начала устраиваться на плеча Артёма.
– Тю, ты что, не выспалась?
– Спросил он девушку.
– Да кое-кто меня разбудил с утра.
– Она показала на Лену.
– Еле от нее отпиналась, потом уснуть не могла. Что хоть тебе такого снилось? Ты с утра на меня лезть начала, как скалолаз на табуретку.
– Да ерунда какая-то.
– Отмахнулась Лена.
– А все таки?
– Снилось, что я в школе экзамен сдаю, по черчению, а принимает его англичанка, та еще грымза.
– Весело.
– Кивнул Артём.
– У нас в школе учителя английского языка не было, и она раз в неделю к нам из района моталась.
– Продолжила Лена.
– Уж не знаю, как ее заставляли, но «любила» она нас, безмерно. Приедет, наорет, трояки расставит и уедет. Вот и снилось мне, что Петр Сергеевич, который у нас вел физику, черчение и алгебру с геометрией.
– Какой универсальный учитель.
– Прокомментировал Олег.
– На селе это нормально.
– Отозвался Артём.
– У нас тоже учителя по два-три предмета вели.
– Так вот.
– Продолжила Лена.
– Снится мне, что Петр Сергеевич на экзамен прийти не смог и его подменила эта грымза, Нелли Самуиловна.
– А разве учителя могут принимать экзамен по непрофильному предмету?
– Спросил Виктор.
– Вообще, по идее, нет, но в страду, могли и просто оценки расставить.
– Ответила Лена.
– Вот мы значит сидим в классе, входит эта грымза и говорит, что сперва будет конспекты лекций проверять, это по черчению-то, теорию! А мы никогда никаких конспектов не делали, так, какие-то кулачки и балки рисовали и все. Мы ей дружно - какие лекции!, а она - знать ничего не знаю, по учебному плану должны быть конспекты лекций, кто не покажет - банан и никакой пересдачи. А я думаю, ни фига себе, в универе биохимию без конспектов с первого раза сдала, так неужели я этой грымзе какое-то черчение не сдам!
– Девушка наклонилась вперед и демонстративно стукнула себя кулачком по коленке.
– А потом вокруг посмотрела, а все взрослые такие, Янка вообще с мужем пришла, да и я уже не ребенок. Вот я и встала: что за произвол, говорю, где это видано, чтоб учитель английского конспекты по черчению требовал! А она как заорет, и на меня с кулаками, что мол я подрываю программу партии по сбору картофеля требуя чтоб крепкие рабочие руки Петра Сергеевича царапали отметки в журнале, а не управляли картофелеуборочным комбайном, и вообще, нечего мне тут делать, ее время отрывать, дояркам английский язык не нужен. А я ей кричу - сама ты доярка! Короче, сцепились мы и, что самое противное, из класса никто за меня не вступился. Но тут меня Лариска и растолкала.
– Да уж, вполне себе бред-бредовый.
– Констатировал Олег.
– Да нет, дорогой.
– Не согласилась Вика.
– Подобный бред и в нашей школе присутствовал. Не всегда, но бывало, причем не только учителей, но и все старшие классы снимали с занятий и, в страду, недели на две, а то и дольше, на уборку картошки, или сахарной свеклы какой.
– А я не ездил.
– Просто сказал Артём.
– Поему не ездил?
– Удивилась Елена.
– Сколько я помню, посещение было обязательным и строго учитывалось.
– А вот не ездил и все.
– Так же просто ответил Артём.
– Когда-то, пока отец еще над колхозом председательствовал, я маленький был, нас просто не брали, а потом, потом просто не ездил.
– И что, тебе за это ничего не было?
– Недоверчиво продолжила Лена.
– Почему не было, было: к директору на ковер - что за саботаж, но этим все и закончилось.
– А что ты ему ответил?
– Не отставала Лена.
– Да ничего не ответил.
– Все тем же будничным тоном закончил Артём.
– Посоветовал ему исключить меня из пионеров и посадить в тюрьму.
Лариса засмеялась и зааплодировала.
– Смело! Только не глупо-ли?
– Глупо?
– Откровенно удивился Артём.
– Я пришел в школу учиться, а не собирать картошку на чьих-то полях за технически и морально устаревшими комбайнами. Кстати, когда на меня попытались давить, каким-то письмами куда-то, записями в личное дело и прочая, я так и сказал, что либо я, пока все пашут в поле, спокойно сижу в библиотеке и ко мне никто не лезет, либо я пишу в ЦК партии, что у нас ничего декларируемого в отчетах нет, а вместо комбайнов местные власти эксплуатируют детский труд. Как до Великой Октябрьской Социалистической Революции у нас, или в капиталистических странах до сих пор.
– Артём развел руки в стороны, повернулся к Ларисе и оттопырил нижнюю губу.
– И тебе поверили?
– Лариса пальчиком прижала оттопыренную губу Артёма.
– Конечно поверили!
– Воскликнул он.
– Время тогда было такое: ранний Горбачев, критика партии, письма детей. Катя Лычева, помнит кто-нибудь такую?
– Обратился Артём ко всем присутствующим.
– В Америку ездила. Что-то там письмо кому-то написала и ее пригласили.
– Ответил Олег.
– Именно.
– Кивнул Артём.
– А есть здесь кто-нибудь настолько наивный, что думает, будто раньше никто из детей писем не писал?
– Он выдержал паузу, все молчали.
– Вот то-то, писали, только эти письма дальше КГБ не отправлялись, сразу из почтового ящика на Лубянку.
– С чего ты так решил?
– Спросил Виктор.
– Да был у нас один деятель.
– Махнул рукой Артём.
– Я тогда во втором классе был, а он, соответственно, в шестом. Мы вместе в школу из деревни ходили, вот он и написал письмо немецкому канцлеру, очень хотел своего деда найти, про которого ему родители рассказывали.
– Немецкому?
– Уточнила Лена, Артём кивнул.
– На немецком?
– Девушка недоверчиво выгнула бровь, Артём рассмеялся.
– Нет конечно, на русском.
– Потом, поудобней повозившись на сиденье, продолжил.
– Дед, по его рассказам, героем войны был, Сталинград защищал, но в плен попал и где-то в концлагерях канул. Он мне по большому секрету про это письмо рассказал. Недели не прошло, как отправил, а к ним уже приехали, с вопросами: почему это вдруг, счастливые советские граждане так хотят найти родственника за границей, да не просто родственника, а предателя Родины, постыдно сдавшегося в плен. Не иначе бежать из страны задумали.