Шрифт:
Впоследствии Алмазный дом решился на невиданный эксперимент - создать симбионт человека и дракона, и с успехом его воплотил в соль-терро. С тех пор общение с разумными драконами пошло еще легче - соль-терро понимали их через своих драконов, умели договориться, знали, что им надо и как. Конфликты случались нечасто, и в основном от того, что драконы фактически не жили на земле - их стихия небо. Гнезда же свои они строили высоко в горах, куда путь человеку недоступен.
Однако, другие драконы, неразумные, не желали принимать ни моих предков, ни своих разумных сородичей. Вдобавок, часть их не могла летать, были и такие, кто на слабых крыльях мог лишь парить... на одной земле им с нами было тесно.
Так и началась наша давняя война. Дикие не желали сдаваться в упорном стремлении вернуть себе земли занятые людьми, люди защищались как могли, потом же их стали беречь соль-терро.
Потом стали возводить города-крепости. Изначально было их два: Высокий с домами соль-фламме и дворцом, и Равнинный для всех остальных. Много разного было. И плохое и хорошее. Первого правда больше: восстания, и даже - немыслемо!
– одна единственная попытка смены династии какими-то явно не особо наделенными разумом молодыми соль-гуордо; атаки Диких, убитые люди... Но все это, в конечном итоге, лишь сделало нас крепче.
Потом в целях безопасности решили построить новый дворец, попутно перенесли и оба города. Сыпали холмы для особняков Высокого, равняли долину для Равнинного. Старый город образовался сам собой на руинах обоих прежних, и жили там те, кто не относился ни к соль-фламме, ни к соль-фэсто - соль-гуордо, низший класс, отребье. Изгнанники, преступники... Те, кому не нашлось места в мире благополучном. Потомки последней волны переселения, а так же тех, кто имел глупость участвовать в восстаниях и идти против законной власти моей семьи.
Так есть и до сих пор.
Дворец, чудесное сооружение, достраивается-перестраивается в погоне за усовершенствованием защиты, повышением обороноспособности и по сей день.
Позже, постоянно расширяющиеся города слились в один, сомкнув края как разросшиеся, от пролившегося дождя, лужи. Было это при моей прабабушке, то есть больше трехсот лет назад.
Оглядываясь на это, на века истории известной и тысячелетия неизвестной, о которой мы не имеем ни малейшего представления, мне становится не по себе. Дворец переносили несколько раз, и он по сравнению с городами не насчитывает стольких лет истории. Но когда я выезжаю за его пределы, груз этого наваливается заново, придавливая сверху тяжеленной каменной плитой, заставляя ощущать себя мелкой неважной букашкой зачем-то выползшей из своего укрытия.
Однажды я рассказала об этом маме. Она внимательно меня выслушала, но лишь снисходительно посоветовала меньше думать, еще меньше выдумывать, а лучше делать больше в реальности, а не в пространных фантазиях. Ее саму мало что может смутить, история ли исчисляемая тысячами лет, неуемная ли дочерняя фантазия. Теара предельно практична, предпочитает не распыляться на неважное. Мои страхи кажутся ей именно такими - неважными, именно потому, что ей самой преодолеть их не составило бы ни малейшего труда, а потому она полагала что и мне это под силу с той же легкостью.
Иногда я жалею, что не унаследовала ее характера, ее жесткой, властной, непримиримой, не терпящей любой слабости натуры. Однако и жестокого упрямого своеволия отца мне тоже не досталось. А так, серединка на половинку, чуток от того, чуток от сего, капля от третьего.
Тем более обидно, что мои старшие братья как раз очень на мать похожи, не внешне, но сутью.
Отец однажды сказал, стремясь утешить, будто меня нарочно так воспитывали как будущую правительницу. Конечно, я поняла потаенный смысл этих слов: братьев, мол, никто специально не учил, и они "удались", а меня, учи не учи, все едино - не похожа... Отец не умеет интриговать, и плохо скрывает мысли. Возможно, он действительно желал меня успокоить, но как водится, не подумал, что я сумею понять его думы.
Рев толпы накрыл меня с головою, заставив отвлечься от своих невеселых дум. Экипажи ехали по широкой улице и с обеих сторон их окружали люди, одетые в яркие праздничные одежды. В руках у многих были цветы - их бросали под ноги экипажам, как дань уважения. Меня приветствовали криками, улыбкам, смехом и восторгом, взмахами рук; я отвечала - привстав над сиденьем касалась кончиками пальцев в перчатках вытянутых в мою сторону рук, щедро дарила улыбки, вполголоса желала счастья, удачи, деток... От меня ждали именно этого.
Так продолжалось до тех пор пока экипажи не подъехали к главному Храму, тут толпа почтительно расступалась и эмоции свои выражала вовсе не так бурно.
Как таковое назначение Храма - поставленная на невысокий пьедестал танцевальная площадка. Стен не было, лишь исполинские колонны обозначали границы Храма.
Всем известно: если тебе тяжело, если хочешь просить о защите или покровительстве, то проси Эмифи. Она, по поверьям, самая первая из разумных драконов, мать их. Кто-то считает, будто она умерла давным-давно и помогает детям своим и нам, людям, из мира мертвых; иные полагают, что, наоборот, Эмифи жива и по сей день обитает в этом мире, и за годы накопила силу несравнимую ни с чем...