Шрифт:
Однако, молиться ей полагается в одиночку, и желательно под открытым небом. Еще лучше на рассвете, чтобы танцующие в Призванных Ветрах драконы донесли ей твою просьбу. А желаешь чего-то крайне важного, то не поленись - отнеси к подножию гор жертвы: мясо, рыбу, шкуры. Драконы заберут и особо порадуются, как ни странно, не еде, а именно шкурам: Дарсан показывал как ими матери утепляют гнезда, для народившихся детей.
Храмы же нужны для ритуальных танцев. В храмовых школах юношей и девушек долгие годы обучают именно этому: танцевать, переносить в движении свет и память, делиться чувствами друг с другом и окружающими. Драконы эти танцы страсть как любят, потому и кружат в небе сотни разноцветных тел, разной величины, для того в Храмах никогда не бывает крыш: незачем закрывать обзор тем, кому на самом деле предназначен танец.
Людей присутствие такого количества драконов ничуть не смущало, привыкли. Молодые и любопытные создания нередко спускались в город, бродили по улицам, давали кататься на своих спинах, пока не вырастали и не переставали помещаться на улицах без риска кого-либо или что-либо задеть случайно крылом при взлете и посадке. Ума им не занимать все же.
Экипажи остановились у самого края пьедестала, и тут же грохнули невидимые барабаны. Я устроилась поудобней и приготовилась смотреть.
Первыми, в самый центр огромного каменного круга, выбежали девушка и юноша, в костюмах, сплошь состоящих из летящих отрезов алой ткани. В руках их были чаши с огнем. Танцоры кружились, извивались, подпрыгивали ввысь и стелились у самой земли, а летающие следом полоса ткани создавали невиданный по красоте узор.
Потом, по одному по двое, стали появляться и другие: в синем, зеленом, желтом, белом и черном; драконам, летающим и смотрящим сверху, наверняка, картины, создаваемые искусницами и искусниками, были видны сполна, а нам же, тем, кто на земле, оставалось лишь догадываться об их истинном значении.
Одобрительный рев, не заглушал музыку барабанов, даже наоборот, вплетался в их звучание, повторял и неуловимо подстраивался под их ритм.
К моему глубочайшему сожалению, представление не продлилось долго: пара часов подобной красоты, какая малость! Экипажи спешно двинулись в направлении Дворца, пока люди не успели заполонить улицы.
Если честно, я никогда особо не любила праздники. Поводы для них представлялись мне не особо торжественными: даты основания городов, рождения правителей и членов соль-арэо, смены сезонов... Конкретно этот был посвящен окончанию той первой войны, когда Дикие под напором соль-терро отступили, как казалось в то время: навсегда... на деле, лишь дав годы передышки. Но народу только дай повод устроить праздник!
И все же я смутно тосковала по неведомому поводу, и столь сильно, что всю обратную дорогу пыталась сдержать горькие, отчаянные слезы. К счастью, успешно.
Когда становится невмоготу, когда кончаются силы и терпение, я иду к своему младшему брату. Непонятное чувство, поселившееся во мне во время праздника, так и не желало уходить, и я верная привычке отправилась к нему, по все той же привычке коря себя за извращенное облегчение, бурно перемешанное с виной, которое снова придет ко мне при первом же взгляде на это несчастнейшее существо.
Амори сейчас семь лет. Ему отведено целое крыло, закрытое и изолированное, а в штат прислуги мать отбирает людей лично, и меняется этот состав крайне, крайне редко. Здесь не бывает никого постороннего и непроверенного, даже с отца на входе требуют пропуск и лично распоряжение матери.
А все потому, что Амори... особенный.
И в его особенностях отчасти есть и моя вина.
Начать стоит издалека. Мы, соль-арэо, правящая семья. Самые способные, умные, красивые с идеальным геномом. Но за все это мы расплачиваемся страшной ценой.
Первая - тот самый проклятый отбор, из-за которого я умру. Не больше трех женщин в старшей ветви рода. На младшие он не распространяется, но младшей ветви и не осталось совсем.
Второе - Слово. Есть слово и Слово, обещание и Обещание. В особых ситуациях соль-арэо дает Обещание, своего рода клятву, за нарушение которой следует жестокая кара.
Однако, я и мать долгое время считали это больше мифом, чем правдой. Моя бабушка клятв не нарушала, и никто на ее памяти не нарушал, мать такого не помнила. А потом нас осталось двое, и даже спросить оказалась не у кого.
После трагедии со мной, сестрой и племянницей, мама долго не решалась завести еще одного ребенка. Мне исполнилось уже двадцать лет, когда она обрадовала нашу семью радостной вестью - она на третьем месяце, лекари дали добро на сохранение плода. Ждали мальчика, даже имя выбрали заранее...
Посему, желая матери только добра мы с братьями уговорили ее уехать в Ранлок, одну из наших Дальних резиденций, подальше от Лазурного с его делами и суетой. Я бы справилась одна, меня всю жизнь к этому готовили, несмотря ни на что. Она согласилась.