– Довольно, сударыня! – раздался чей-то суровый го­лос. – Похоже, вы забыли не только о присутствии господина губернатора и моем, но и о приличиях. Как ваш муж я приказываю вам немедленно удалиться!

Она смерила его гневным взглядом, но маленький человечек впал в такую ярость, что уже ничего не замечал… он топал но­гами, отчаянно жестикулировал и брызгал слюной.

– Кто просил вас ввязываться в это дело? – бушевал достойный прево. – Извольте отвечать, Мелани! У вас нет никаких прав…

На эту тираду последовал мгновенный безжалостный ответ.

– У любой женщины есть право, – холодно промолвила она, – выбирать между мужеством и трусостью, между низо­стью и благородством, между глупостью и умом!

Удар попал в цель, ибо мэтр Амбруаз Льебо побагровел и задохнулся от бешенства.

Разумеется, Лагардеру сейчас было совсем не до шуток, но он не смог устоять перед искушением – ведь совсем недавно насмешка была главным его оружием, и в обличье горбуна он разил своих врагов меткими остротами. Толстяк просто напра­шивался на то, чтобы его проучили. Анри не забыл, как чван­ливо вел себя прево утром, осмелившись даже прибегнуть к угрозам – пусть смехотворным, но все-таки оскорбительным!

Итак, он подмигнул губернатору де Фловилю, который ти­хонько посмеивался в углу, а затем обратился к супругу пре­красной Мелани:

– Сударь, ваш справедливый гнев вполне понятен, но вы не должны забывать, что это всего лишь последний поцелуй приговоренного к смерти…

Льебо попятился.

– Именно так! – продолжал Анри, невольно переходя на гнусавую интонацию Эзопа Второго [27] . – С чего вы, собствен­но, взяли, что я Лагардер? Может быть, я просто обманул вас всех и твердо решил похитить у вас сердце вашей жены?

– Вы… так вы не Лагардер? – пролепетал несчастный, отступив до самой стены.

– Возможно, да, возможно, нет, – протянул шевалье. – Мне столько об этом твердили… да вы же первый и нача­ли… что теперь я теряюсь в догадках, кто я такой. И если окажется, что я и впрямь самый обыкновенный убийца, то меня это не слишком удивит. – И, повернувшись к моло­дой женщине, он добавил, сохраняя выражение полной серь­езности на лице: – Скажите лишь слово, мадам, и я увезу вас с собой…

– Мелани! Мелани! – закричал в отчаянии маленький прево. – Не покидай меня! Останься со мной! А вы, сударь, кто бы вы ни были, должны немедленно уехать… и как можно дальше! О, господин губернатор! Умоляю вас, прикажите от­крыть ему ворота… только пусть он уедет один… и никогда больше не возвращается в Шартр!

– Да, я уеду, – сказал Лагардер, – и смерть будет подстерегать меня повсюду! Но пока я жив, помните: если вы посмеете хоть словом упрекнуть вашу жену, я узнаю об этом, и тогда настанет ваш последний час.

Прево рухнул в кресло, обтирая выступивший на лбу пот. Однако в этот момент раздался топот копыт во дворе, и комическое происшествие было тут же забыто.

– Прибыли гонцы! – возгласил губернатор де Фловиль, выглянув в окно. – Шевалье, нам будет очень вас недоста­вать: с вами не соскучишься, и я давно так не смеялся, как се­годня! Но у вас есть более важные дела, чем развлекать нас… Езжайте! Да хранит вас Господь, а когда вы будете возвра­щаться через Шартр вместе с вашей невестой, а может быть, и женой, помните, что ворота города, равно как и двери моего дома, широко открыты для вас.

Гвардеец ввел в комнату двух человек, с ног до головы по­крытых пылью.

– Кто послал вас? – спросил Анри.

– Монсеньор регент, – ответил первый.

– Мадам герцогиня Неверская, – сказал второй. И оба добавили в один голос:

– Нам поручено нагнать шевалье Анри де Лагардера.

– Это я!

Гонцы, почтительно склонившись, передали ему два посла­ния.

Ко второму был приложен кошель с вышитым на нем гер­бом матери Авроры. Кошель этот был набит золотом.

Лагардер быстро пробежал письма.

– А теперь простимся! – произнес он. – Я получил все, что нужно для победы.

Фловиль обнял его, и они поцеловались… Слезы брызнули из глаз мадам Льебо, но Анри смахнул их быстрым поцелуем. Это был все тот же красавец Лагардер, прекрасный и бесстрашный рыцарь.

А полицейский прево по-прежнему сидел, забившись в кресло и не смея поднять взора. Впрочем, никто не обращал на него внимания.

Через несколько секунд Лагардер уже был в седле. Подняв на дыбы коня, он крикнул своим верным спутникам:

– Вперед! За Аврору и – смерть презренному Гонзага!

Те, кто видел троих людей, вихрем промчавшихся по доро­ге к Орлеану, наверняка подумали, что ветер решил принять человеческое обличье.

По зрелом размышлении шевалье перестал терзаться из-за того, что ему пришлось задержаться в Шартре. В конце кон­цов это было необходимо; несмотря на всю свою доблесть и безграничную уверенность в торжестве над Филиппом Мантуанским, он понимал, что без паспорта и без денег – а следо­вательно, не имея возможности менять лошадей – ему было бы гораздо труднее достичь цели.