Шрифт:
Но врагов было слишком много – к тому же гасконец не видел, что происходит у него за спиной. Неслышно, как змея, к мнимому монаху подполз низенький, коренастый, крепкий человечек – один из тех испанских горцев, что могут поднять лошадь или быка, словно охапку сена.
Кокардас вдруг почувствовал, что сидит на чьих-то широких плечах; потом его перевернули и так, вверх ногами, взвалили на спину.
– Подлые приемчики, дьявол вас раздери! – прорычал гасконец.
Он бы еще много чего добавил, если бы ему дали, – но ему мигом заткнули рот, связали по рукам и ногам и потащили в тюрьму.
Однако Паспуаль ускользнул от жандармов – и Шаверни решил немедленно разыскать его. По горячему следу маленький маркиз рассчитывал уже назавтра добраться до Лагардера. Разве могло юноше прийти в голову, что «булеро», читавший проповедь на Пласа Майор и словно призрак исчезнувший при появлении полицейских, – это и был сам Лагардер?
До позднего вечера всматривался Шаверни в лица всех монахов на мадридских улицах (а встречал он их там немало). Все они были краснорожие, пузатые и воды не пили.
Несколько раз маркиз проходил совсем близко от нормандца – да тот уж был не монахом!
VI. КОКАРДАС НА ЭШАФОТЕ
Два дня спустя Мадрид проснулся от погребального звона колоколов.
Скоро на площади Севада яблоку было негде упасть. Лишь один угол площади, оцепленный солдатами, оставался свободным; здесь стояла виселица.
На эшафот поднялся палач – проверить, все ли в порядке. Он просунул руки в петлю, чтобы убедиться, что узел легко затягивается. Потом палач сильно дернул за веревку и повис на ней всем телом, демонстрируя зрителям, что веревка крепкая и что осужденного отправят на тот свет как положено, без всяких недоразумений.
Если бы кто-нибудь увидел, как палач при этом посмеивается, то с полным основанием заподозрил бы, что недоразумения все-таки будут. Но лицо палача скрывал черный капюшон с узенькими прорезями для глаз. Черной была и бархатная одежда – только широкий красный пояс кровавой полосой выделялся на этом траурном фоне.
То был не постоянный мадридский палач – отвратительный толстый урод. Тот никогда не закрывал лица: он так косил, что ничего не мог рассмотреть сквозь прорези маски. Его взгляда осужденные боялись больше, чем самой петли.
– Отчего же его нет? – удивилась одна женщина.
– Ему только простых воров вешать, – ответил кто-то. – А этот, видно, персона важная, вот для него и выписали палача из Кадиса. Тот здорово умеет вздернуть человека!
– Santa Virgen! [64] – воскликнула разом стайка кумушек. – Кадисский палач! Небось не упустит беднягу.
– Да уж наверное!
Минуту спустя вся площадь уже знала, что казнь будет вершить не кто иной, как знаменитый кадисский палач, а сам осужденный – по меньшей мере испанский гранд.
64
Пресвятая Дева! (Исп.)
От болтовни рты то и дело пересыхали, так что множество аквадоров, шнырявших по площади, в изобилии собирали деньги и сплетни. Деньги они клали к себе в карман, а сплетни поспешно передавали товарищу, все время стоявшему в сторонке.
Так маленький маркиз узнал, что Кокардаса принимают за высокопоставленную особу. Даже в самых печальных обстоятельствах Шаверни не терял чувства юмора. Сейчас он поглядел на виселицу, силуэт которой мрачно чернел на фоне утреннего неба, и прошептал про себя:
– Бедный Кокардас! Сейчас его и вправду поставят очень высоко.
Мастерство же и репутация палача, будь он кадисский, валенсийский или мурсийский, маленького маркиза нисколько не волновали.
Но не все смотрели на вещи так же. Замена одного из главных действующих лиц предстоящего спектакля породила у многих самые фантастические предположения. Женщин на площади было достаточно, их языки работали, не переставая… И чего только каждая не напридумывала!
– Все вы мелете чушь, – вдруг громогласно заявил какой-то оборванный нищий на костылях. – Знаете, почему сегодня нет мадридского палача? Нынче ночью он отправился в ад – следом за всеми, кому многие годы помогал попасть туда!
Люди тут же окружили его, расталкивая друг друга локтями, чтобы занять местечко получше. Нищие обычно знают много – куда больше, чем кто-либо.
Наш оборванец подмигивал так лукаво, что всем было ясно: он готов высыпать из своей сумы целую кучу новостей.
В первый ряд слушателей протолкался один аквадор и спросил:
– Тебе что-нибудь известно?
– Известно – и немало. Вот ты, сударь мой, торгуешь водой, а сам зачерпнул ее в Мансанарес и ничего не заплатил. Так и нищий бродяга может продать вести, которые собрал по дороге. Дайте мне каждый по монетке, любезные друзья, и я все вам расскажу.