Какие-то черты его характера непонятны мне до сих пор.

Например, практически полное безразличие к женщинам. Все мои приятели без колебаний клеятся к попадающимся на жизненном пути существам противоположного пола. Независимо от их возраста и прямо пропорционально влиянию алкоголя.

Красовский в таких случаях рвется к роялю. Женские чары его трогают мало. Ему надо глушить нахлынувшую тоску звуками собственных мелодий. И потом мчаться куда-то в ночь, чтобы влиться в очередную полупьяную компанию и показать ей умение лупить по клавишам.

Поэт-пародист Эдуард Ломов вспоминал, как Красовский однажды звонил ему среди ночи. Буквально вырвав из объятий целебного сна.

– Эдик, привет! Мы сейчас хотим к тебе приехать. У тебя выпить есть что-нибудь?

Эдик прислушался к ровному дыханию сопящей в соседней комнате супруги.

– Сережа, ты знаешь, сколько сейчас времени?

– Всего-то час ночи. Мы решили: берем тачку – и к тебе. Посидим, попоем...

– Я иду спать, – сказал Ломов. – Позвони мне часа через полтора.

– Зачем? – не понял Красовский.

– А чтоб я тебя окончательно на хер послал!

Правда, с годами Красовский слегка остепенился. Плотно решил квартирный вопрос. Нарастил массу и стал вальяжным в жестах и поступках. Оброс нужными знакомствами. Бдительно следит за успехами молодой российской демократии.

Как-то в разговоре возмущался тем, что власти в очередной раз закрыли известную телепередачу:

– Так же нельзя! Говорят о свободе прессы, свободе телевидения, а сами... Надо все делать по-другому. Не нравится – подавай в суд. Или нанимай бандитов, пусть отхреначат кого надо по первое число. Чтоб – как в цивилизованных странах!

Я давал ему почитать рукопись своей повести «Держи хвост морковкой!». Там масса забавных вставных эпизодов из жизни моих знакомых. Сережа позвонил через неделю. Разбор начался с ревнивого упрека:

– А меня почему не отразил?

– Да так, – говорю. – Ничего не вставилось.

– Ну понятно, – сказал Красовский.

И добавил:

– Если честно, мне не понравилось. Почему-то ты только все плохое собрал. Светлого нет. Еще и про меня забыл.

В общем, как соавтор Сережа меня вполне устраивает. Он талантливый и нахальный. Он человек действия. А я в большей степени созерцатель. И, вероятно, мы дополняем друг друга. И даже вполне созрели для какого-нибудь не самого дохлого совместного лауреатства.

Мы со скупой надеждой ждали своего часа. И вот, кажется, дождались.

ТАТЬЯНА-2

Есть такая затрепанная, но крылатая, как мечта и женская прокладка «Олвейз», фраза: «Еврей – дворник».

Над ней полагается весело и задорно смеяться. С намеком, что таких евреев якобы не бывает. Или, во всяком случае, их число множится чрезвычайно медленно.

То есть мне в каком-то отношении крупно повезло.

Я столкнулся с уникальным подарком судьбы. В том смысле, что закрутил роман с женщиной-дворничихой коренной израильской национальности. Наверное, единственной во всем многолюдном Питере.

По случайному совпадению, ее, как и мою жену, звали Татьяной. Это вносило в жизнь дополнительные удобства. Можно было не бояться спутать милые влюбленному сердцу имена.

Раньше Татьяна-2 жила с родителями в областном, но глубоко провинциальном городе Луганске. Преподавала музыку в детском саду. Откладывала деньги на покупку предметов второй и третьей необходимости. Смутно мечтала о прекрасном принце местного разлива. Обменивалась с подругами важной информацией о коварстве остальных мужчин.

Персонала в садике, как обычно, не хватало. Приходилось подменять истомленных и разочаровавшихся в жизни нянечек. В частности, заниматься непрестижным обмыванием детей после дневного сна и соответствующих физиологических последствий.

Действие шло по четко отработанной методике: снять с младенца обгаженные штанишки, промыть попку под струей теплой воды, вытереть полотенцем и натянуть чистый сменный комплект.

Однажды именно за этим увлекательным занятием Татьяну застал семилетний сын заведующей садиком. Мальчика буквально заворожили рациональность и отточенность движений. Но смутные сомнения в неокрепшую душу все же закрались: