Со стороны любо-дорого наблюдать, когда жена сорок минут воркует по телефону, используя набор одних и тех же не самых выразительных слов:

– Да. Да. Конечно. Нет, ну что ты. Да. Конечно. Да…

Сразу представляешь, как далекая невидимая собеседница курлычет в ответ абсолютно то же самое:

– Да. Конечно. Да. Нет, что ты. Конечно…

И этим достигается полное взаимопонимание. То есть главная цель любого общения.

Я разыскал в записной книжке номера полузабытых приятелей. Тех, кого чуть было не растерял на ухабистом жизненном пути. Мы не созванивались годами, потому что не было повода сообщить друг другу что-то принципиально новое. И теперь имели шанс воссоединить порушенную связь.

На другом конце провода болели, выходили замуж, устраивали ребенка в престижный теннисный класс. С дежурной задушевностью задавали главный вопрос о материальных перспективах.

Я, не вдаваясь в интимные подробности, откликался, что они пока крайне туманные. Работы нет. Денег тоже. Плюс тяготит ощущение собственной ненужности.

Ответная реакция была, в общем-то, предсказуемой:

– А ты хотел бы лежать на заднице и писать свои стихи?

Приятели не до конца разбирались в ситуации. Они почему-то думали, что меня некому попрекать.

Выяснилось, что некоторые из них все-таки приспособились. Вошли в средний эшелон руководителей. Туда обычно попадают люди напористые, но слегка отставшие в общем развитии. Не отягощенные лишними нужными знаниями.

Мне рассказывали случай, когда такой мелкий управленец подписывал акт о списании. И строго спросил:

– А куда у нас подевались эти влагалищные костюмы?

В акте было сокращение «влаг-щ-ные». То есть влагозащитные.

Я утешал себя умными мыслями, что я тоже в чем-то удачлив. Пытаюсь заниматься делом, которое нравится. Стал лауреатом конкурса «Лучшие песни года». А это, между прочим, не баран пукнул. Это почти серьезно.

Потому что конкурса, как такового, нет и в помине. Есть обойма, куда входят известные исполнители, прочно забившие места в традиционном ежегодном телешоу. Как и положено настоящим звездам – далекие, неприступные, голубые…

Каждый, естественно, отбирает номер из своего репертуара. Одни и те же певцы тянут в гору одних и тех же авторов. Они все давно знают и любят друг друга. И пролезть в этот круг посложнее, чем в игольное ушко.

К тому же мое везение не закончилось. Оно нашло абсолютно неожиданный отклик в одном из горячих сердец. Несбыточную поездку в Москву вдруг вызвалась субсидировать новоявленный бизнесмен, начинающий империалистический хищник Ира Баранова.

Несколько лет назад Ира вдохновенно трудилась у нас администратором концертной группы.

Тогда наши отношения какое-то время были особо теплыми и романтическими. Однажды на гастролях она затащила меня в местный Дом природы на выставку кроликов. И за это даже постирала мою рубашку. Предварительно замочив ее вместе с грудой разноцветного белья.

Рубашка покрылась радужными разводами. Из нее получилась вполне элегантная тряпка для вытирания стола.

На наших концертах Ире было скучно. Она уже видела их тысячу раз. И поэтому зевала, чесалась, ела конфеты и читала книгу. Но из зала не уходила. И глядя на нее, зрители часто вели себя соответственно. А выступающие ругались и намекали, что характер Иры вполне соответствует ее фамилии.

Я частично разделял подобное мнение. Со скидкой на игру жизненных обстоятельств. В конце концов, человек не виноват, что помимо обезьяны произошел от определенных родителей. Не каждому дано родиться ярко выраженным Ивановым.

Как-то я коротал время в кабинете завотделом «Вечерки» Жени Смехова. Женя и еще один пришедший литератор обсуждали вариант будущей зловеще-криминальной статьи. В беседе мелькнула условно немецкая фамилия Розенцвай.

– Интересно, как она переводится? – спросил я, чтоб вступить в разговор. – Розен – это розовый…

– А цвай – два, – объяснил Смехов. – Получается: дважды розовый.

И чуть подумав, добавил:

– То есть абсолютно не голубой!