Илюшино предложение поддержали все.

— Теперь в нашем отделении только у Самсонова двойка по русскому языку, — сказал Беседа.

— У меня твердой тройки по русскому никогда не будет, — благодушно улыбаясь, сказал Семен.

— Я тоже так думал, — Авилкин повернулся к Самсонову, — а вот добился! Работать надо! — назидательно добавил он.

— Товарищи суворовцы, — Беседа вплотную подошел к первой парте, — я вот еще о чем хотел поговорить с вами. Вы иногда дразните Авилкина, несправедливо к нему относитесь, а он и сам человек хороший (при этих словах рыженькая голова склонилась почти к самой парте), и отец у него герой. Анатолий Иванович Авилкин командовал партизанским отрядом и погиб у пулемета, отражая атаку фашистов, которых было в несколько раз больше, чем партизан.

— А партизаны фашистов победили? — волнуясь, спросил Дадико.

— Да, победили… Ну, идите побегайте…

Через полчаса, выглянув из ротной канцелярии, Алексей Николаевич увидел, что Артем отобрал шесть человек и повел их в тупик коридора. Сев на подоконник, Каменюка начал командовать:

— Р-р-раз! Р-р-раз!

А шестеро добровольцев одновременно делали стойку, вскидывая вверх ноги, а руками упираясь в пол.

Это была тренировка перед состязанием… в беге на руках, задуманном Каменюкой. Самсонов считался лучшим специалистом в этом деле.

…Когда после обеда возвращались строем в роту, старшина подошел к Боканову; идя рядом в ногу, спросил о чем-то. Офицер, соглашаясь, кивнул головой.

— Суворовец Ковалев! — позвал Привалов.

Володя, удивляясь, зачем бы это, вышел из строя.

— Вы насорили возле своего места у стола, пойдите уберите, — приказал старшина.

Это было несправедливо — крошки хлеба, клочки бумаги разбросал Пашков. Володя, еще обедая, подумал: «Надо бы заставить его убрать за собой, небось дома так не свинячит».

— Это… — начал было объяснять ему Володя.

— Вы слышали приказание? — старшина нахмурился.

— Слушаюсь! — Ковалев повернулся кругом. Через несколько минут он доложил Привалову о выполнении его приказания и возвратился в класс.

— Что такое? — обеспокоенно спросил Гербов.

— Учился подчиняться! — усмехнулся Ковалев. — Пошли, Сема, в читальный зал, кажется получен свежий номер «Комсомольской правды». Читал о Кошевом Олеге? Неужели еще не читал? Вот это настоящий комсомолец! — И Володя, возбужденно жестикулируя, стал рассказывать о «Молодой гвардии».

Артем еще не совсем проснулся, а в его сознании возникла неясная мысль: «Сегодня должно произойти что-то приятное». С этой мыслью он и открыл глаза. Сигнала к подъему еще не было. Артем снова закрыл глаза, повернулся на другой бок, но сон как рукой сняло.

«Что же должно сегодня произойти?» — думал Артем. Он посмотрел в сторону Авилкина, но тот сладко спал, тонко, с переливами свистя носом. Наконец Каменюка вспомнил: «А-а! Сегодня день моего рождения!» Дома, когда живы были папа и мама, этот день приносил много радости.

Ему отчетливо вспомнилось одно такое утро. Он также проснулся тогда раньше всех. Солнце пробилось в комнату через щели в ставнях, пронизало занавески, разбросало по стене у кровати светлые пятна. Он приподнял голову с подушки и увидел над своими ногами пушку, привязанную к спинке кровати. Вскочил и бросился отвязывать ее. Пушка была с зарядным ящиком и стреляла горохом. На полу, в одной рубашонке, он стал возиться с ней. Мама услышала шум и вошла в комнату.

«Встал, Тема? — спросила она, ласково подняв на руки, поцеловала. — Поздравляю с днем рождения».

Потом он надел новую рубашку, вышитую, с широким кушаком, длинные брюки с настоящими карманами.

Артем постарался отогнать эти томящие сердце воспоминания. С горечью подумал: «Здесь даже не знает никто, что у меня такой день. Дела никому нет. Ну и пусть…»

Его раздражало, что Авилкин свистит носом. Артем поднялся и вытащил у него из-под головы подушку. Павлик, не просыпаясь, почмокал губами, свернулся под одеялом калачиком.

«Спит!» — с озлоблением подумал Каменюка и запустил подушкой в голову Авилкина.

Тот сразу вскочил и сел на постели.

— Что? Что? — бормотал он, не размыкая век.

Звуки трубы окончательно разбудили его.

— Мне сон какой-то чудной снился, Авилкин потянулся и с подвыванием зевнул: — будто я головой боксирую… На голове бо-ольшая перчатка!

И в столовой Каменюку не оставляло мрачное настроение. Чай он пил без всякого удовольствия и ни с кем не разговаривал.

Завтрак подходил к концу, когда капитан Беседа, незадолго перед тем вышедший из-за стола, появился в дверях, торжественно неся высоко перед собой большое круглое блюдо. Все, кто был в столовой, с любопытством вытянули шеи, стараясь разглядеть, что лежит на блюде. Офицер медленно опустил и поставил блюдо перед Каменюкой.