— Ты на меня думал? — он повернулся лицом к Кирюше.

— Ну, что ты? — Голиков смутился, сразу догадавшись, что имеет в виду Артем, и протестующе замотал головой.

— Не думал? — повеселев, переспросил Каменюка.

— Никогда! — убежденно ответил Голиков.

— А ну, покажи, какие они, — облегченно вздохнув, попросил Артем.

Кирюша с готовностью протянул ему часы.

— Хочешь, после бани надень, — предложил он и, видя, что Артем колеблется, великодушно добавил: — Да ты хоть сейчас бери… После ужина отдашь. Бери, бери… Когда хочешь, носи! — И они, обнявшись, вышли было из строя.

Но тут же раздался строгий голос Беседы:

— Кто разрешил покидать строй? Старший суворовец Голиков, наведите порядок!

Вечером, незадолго до отбоя, Беседа вызвал к себе Каменюку. Воспитателю было уже известно, что часы найдены. Ему очень хотелось как-то показать Артему, что он жалеет о своих несправедливых подозрениях, но он твердо знал — делать этого нельзя.

— Ну, Тема, как день сегодня прошел? — весело спросил капитан.

— Хорошо! Как дома! — воскликнул Каменюка. И неожиданно сказал, глядя воспитателю прямо в лицо: — Я, товарищ капитан, раньше сомневался, может, вы меня тоже ворюгой считаете… Хотел вас об этом спросить, да побоялся. Если бы вы сказали, что на меня думаете, — он запнулся и продолжал, словно преодолевая препятствие, — я бы из училища убежал… и ни за что не вернулся… хоть бы по кускам меня резали! Если б и вы обо мне так думали…

— Артем! — офицер встал, сдерживая волнение. — Я уже сказал тебе однажды — я тебе верю. Я в тебя верю! — повторил Алексей Николаевич. — Ну, иди, родной, спать…

Боканов собрал отделение в саду за стадионом и, усадив на молодую, похожую на зеленый бархатный ковер траву, достал из полевой сумки последний номер «Правды».

— Вчера вышла в Москве, — сказал он, — а сегодня самолетом доставлена к нам. Обратите внимание на цифру под заголовком — «9 872». Это порядковый номер. Когда же вышел самый первый номер?

— Я знаю! — Пашков вскочил с бугорка, на котором сидел.

— Тех, кто «якает», не спрашиваю, — нахмурился Боканов, — достаточно поднять руку. Пожалуйста, Снопков.

— Первый номер вышел пятого мая, а вот в каком году — не помню…

— В тысяча девятьсот двенадцатом.

— Значит, скоро День печати! — опять выскочил Геннадий.

Боканов осуждающе покачал головой, и Пашков сделал вид, будто внимательно разглядывает что-то в траве.

— Вот я и хочу рассказать вам, как родилась большевистская «Правда».

Боканов говорил неторопливо, несколько даже скупо, но эта сдержанность придавала повествованию особую силу.

Когда Боканов закончил, Володя Ковалев спросил:

— Товарищ капитан, ротационные машины — это в типографии?

— Да.

— Вот бы нам пойти как-нибудь в типографию, — очень интересно посмотреть, как печатают.

— Хорошая мысль, — одобрил Боканов, соображая, когда и как можно будет это сделать.

— Только бы нам опять не осрамиться, как во время экскурсии к артиллеристам, — ввернул Пашков.

— То есть? — не понимая, спросил капитан.

— Там Гербов с коня свалился, а здесь может в печатную машину попасть, — сострил Геннадий и с довольным видом откинулся назад, ожидая, что его острота будет подхвачена другими.

Сергей Павлович внимательно посмотрел на Пашкова.

— Вы напрасно, Пашков, так самоуверенно считаете себя лучшим наездником, чем Гербов. Когда вы услышите, почему Семен упал с коня…

Гербов поднял было на офицера глаза, но тотчас опустил их и, нервничая, стал ногтем счищать что-то с лампаса брюк.

— Дело в том, товарищи, — продолжал Боканов, — что Гербов узнал там, на плацу, палача своего отца. Этот негодяй предстал сейчас перед судом. — И капитан коротко рассказал все, что ему было известно.

— Вот собака! — сверкнув глазами, вскочил на ноги Снопков.

— Повесить его мало!

Пашков побледнел и поднялся:

— Прошу Гербова извинить меня за глупую шутку.

— Да я и не в обиде, — откликнулся Семен.

— Ну, а теперь идите в спальню, — обратился Боканов ко всем, — начнем перебираться в нашу новую квартиру — более светлую и теплую. С вами будет старшина. Вещи перенесете сами. Я через час проверю.

Новоселья ждали с нетерпением. Рабочие давно восстанавливали корпус, разрушенный бомбежкой. Суворовцы помогали расчищать площадку вокруг строительства, то и дело надоедали прорабу расспросами: «Скоро ли?» И вот, наконец, пришло время, когда можно было переселиться в красивое с высокими окнами здание. Теперь первая рота получила свой собственный корпус с классами, спальнями и огромным физкультурным залом.