— Надоел императрице хуже банного листа. Так вот хочу, чтобы ты, Адриан, этим делом самолично занимался.

— В каком качестве, ваше сиятельство?

— Статс–секретаря принятия прошений.

— Ваше сиятельство!

— Что, дух захватило?

— Как не захватить. Только ее императорское величество ни полсловом мне о подобной чести не намекнула.

— Ее величество ничего еще и не знает.

— Так как же…

— А вот так. Как решу, так и будет. Да и привыкла к тебе государыня. С радостью согласится.

— А уж я бы, ваше сиятельство!..

— Твое дело — во всех прошениях досконально разбираться. Какие в дело пускать, по каким резолюции императорские готовить, а какие в корзину или в долгий ящик. Докладывать обо всем мне будешь. Полагаюсь на тебя, только своему глазу больше верю.

— Да и мне куда надежнее, ваше сиятельство. Под вашим наблюдением и указаниями это же не работа — радость одна будет.

— Радость — не радость, раньше времени не решай. Помни — недоброжелателей у тебя хватает, у меня тем более. Так чтоб комар носу не подточил, слышишь, Адриан Моисеевич? Что ж о жалованьи не спрашиваешь?

— Как можно, ваше сиятельство! И в голове такое не поместится — счастье быть с вами обок. И с государыней императрицей.

— Прав, не обижу. Поместье тебе подобрать надо.

— Если бы на Волге, ваше сиятельство.

— Будет тебе и на Волге, и с рыбными тонями. А пока главное — следи за Малым двором. Сам знаешь, многие за цесаревича болеют. Масоны, скажем.

— Для ведомства Шешковского.

— Отнюдь! И думать о таком не моги. Тут знаешь, осторожность какая нужна. Государыне не два века жить, а нам с тобой много дольше. Это чтобы потом с нами все счеты сводили? Нет, уволь, братец. Знать надобно, а в дело пускать только с умом, семь раз отмерив.

— Ваша правда, ваше сиятельство. Не перестаю удивляться, как вам удается с Малым двором в добрых отношениях оставаться. При характере цесаревича да подозрительности его!

— Каждая царственная особа иметь характер нелегкий для простых людей может. Право венценосцев. А Павел Петрович рано ли, поздно престол займет, и тогда…

— А как же Александр Павлович?

— Тихо! Тихо, Грибовский! О чем говоришь — сам не знаешь. Как Господь определит, так и будет. А пока поздравляю с назначением. Сегодня ввечеру тебе государыня о нем сама скажет.

— Ваше сиятельство, по гроб обязан!

В. В. Капнист — А. А. Капнист. 17 мая 1793. Петербург.

Чтоб несколько польстить государыне и склонить ее на некоторое мне благоволение, написал я оду на обручение великого князя Александра [16]. Державин поднес ей мою оду 10 числа пополудни. Одиннадцатого поутру преподнес я оду великой княгине Елизавете, а после полудня — великому князю Александру. Сии последние меня поблагодарили, а что о сем думает государыня, пока не знаю…

Посылаю тебе экземпляры: прочти и подивись, как нужда впервые заставила меня в два дня сочинить оду. Ежели бы мне надо было бы, чтоб вырваться отсюда, сочинить их в 24 часа дюжину, думаю, меня б на это достало. Да что делать?..

Петербург. Зимний дворец. Кабинет Екатерины. Екатерина, А. В. Храповицкий.

— Ты слышал, Храповицкий, Платон Александрович о собственной канцелярии просил.

— Платон Александрович и ко мне с советом таким обратиться изволил. Очень беспокоился, чтобы люди деловые были — не промахнуться бы.

— И что думаешь?

— Советовать, государыня, затруднительно, поскольку неизвестно мне, чем именно Платон Александрович заниматься планирует.

— Да покамест ничем, я так полагаю. Присмотреться ему надобно. Себя к делу определить. Только там и разберется, когда бумаги в руки возьмет, первые доклады послушает. Обижать его не хочу.

— Как можно, государыня. Да и при талантах Платона Александровича было бы такое несправедливо.

— Да, способностями Бог его не обидел. Кабы прилежания побольше.

— Молодость, государыня, молодость.

— Не великий порок, а все затруднение.

— Так, может, людей многоопытных из разных областей предложить. Не то что подсказать могут, а присмотреться удобнее будет.

— Кого-нибудь на примете имеешь?

— Да как сказать, ваше величество. Сколько мог приметить, с большим пиететом, прямо скажем, уважением Платон Александрович к покойному князю Таврическому относился.

— Сама удивлялась, с чего бы. Неужто иных примеров нету?

— Прежде всего, государыня, великая вам преданность. Уж в ней покойный князь не знал себе равных. Если в чем и не прав был, так в целом к вашему интересу стремился.