Тони поднял руку, давая сигнал Ламбету. Обычно финальным трюком было

двойное с пируэтом – два сальто с полувинтом между ними. Номер закрывал

Папаша Тони, хотя в последнее время вместо него, бывало, выступал Марио.

Сегодня Большой Джим выкрикнул имя Марио.

– А теперь… леди и джентльмены… труднейший трюк в истории воздушного

полета… Марио Сантелли попытается исполнить тройное сальто в руки к

ловитору… Марио Сантелли!

Томми вскрикнул вслух.

Я и не знал…

Марио сошел с мостика. Лишний раз раскачавшись, направил трапецию вперед, вперед, на практически неправдоподобную высоту. Когда стропы почти

сложились, он отпустил перекладину, опрокинулся назад в невероятно быстром

кувырке, затем сделал второй – немыслимым образом выше, чем первый, третий, падение… Томми забыл, как дышать… В последнюю долю секунды Марио

выпрямился, и Томми почувствовал (с рывком, от которого стало больно глубоко

внутри), как его запястья встретились с руками Анжело. Хватка было

соскользнула, но в последний момент, когда казалось уже, что он улетит в

черную пустоту позади ловитора, укрепилась.

Собственное отрывистое дыхание звучало громче, чем крики и отдельные

аплодисменты. Марио и Анжело качались вместе, Анжело сиял.

Легко прыгнув обратно на мостик, Марио повернулся к зрителям, изящно поднял

руку и помахал, ожидая оваций. И они пришли – оглушительные, становясь все

громче и громче. Один за другим гимнасты ныряли в сеть, кувыркались с ее края

и покидали манеж, и клоуны выбежали на финал.

Томми почти забыл, что сегодня исполнилась мечта всей его жизни. Исполнилась

благодаря Марио, который нашел время и силы придти и вбить в него здравый

смысл. Ему снова стало стыдно.

Не успела закрыться занавеска входа, как Анжело крутнулся к Марио и

сграбастал его в медвежьи объятия. Папаша Тони словно светился изнутри, лучась гордостью и счастьем. Бледный и осунувшийся, Марио начал дрожать.

Томми метнулся к стопке накидок и набросил одну ему на плечи. Марио выдавил

улыбку.

– Эй, парень, понравилось?

Едва соображая, что делает, Томми обхватил его за пояс. Руки Марио

сомкнулись у него на плечах, и Томми выдохнул:

– У тебя получилось! Ты сделал тройное сальто! Но почему ты не сказал мне…

даже не сказал, что собираешься его попробовать?

Марио засмеялся. Он почти уже снова превратился в самого себя.

– Решил, что с тебя и без того на сегодня хватит впечатлений. Ладно, ладно, давайте не будем дорогу загораживать.

Ни Анжело, ни Папаша Тони не сказали Томми и слова по поводу его первого

выхода. Но он считал вполне естественным, что все внимание и восхищение

направлены на Марио. Пока они шли к фургону, рука Марио лежала у Томми на

плече. Спустя минуту он отнял ее и спросил:

– Что это, Том?

Удивленный и слегка сконфуженный, Томми потрогал значок, прикрепленный к

изнанке топа возле шеи. Как-то автоматически, сам того не помня, он переколол

его с рубашки на сценический костюм. И только сейчас заметил. Щекам стало

горячо.

– О, это… это же значок со святым. Ты сам мне его дал.

– Будь я проклят. Наверное, он присматривает за нами обоими. Я был прав. Так и

думал, что с тобой… мне повезет.

Темные горящие глаза неотрывно смотрели на Томми. Так они стояли с минуту, и

ладонь Марио лежала у Томми на плече. Потом Марио вздохнул и улыбнулся.

– Беги, Везунчик. Твои родители наверняка хотят знать, не свернул ли ты себе

шею.

– Марио, ты волшебник! – прогудел кто-то, и Томми увидел стоящего перед

фургоном Ламбета.

За ним гомонила толпа не переодевшихся еще артистов. Все они, окружив Марио, рассыпались в поздравлениях, и Томми, не желая мешать его триумфу, ускользнул в темноту. По пути к родительскому трейлеру он услышал, как его

кто-то зовет, и остановился. Навстречу спешила Маленькая Энн в пальто поверх

костюма.

– Ты чего не сказал, что выступаешь с Сантелли? Слушай, по-моему, это была

подлая штука.

– Какая штука? Ты про что? Что я сделал?