«В Москве 400 или 500 дворцов, украшенных с изысканной роскошью, невиданной в Париже и из вестной только в счастливой Италии. Но все очень просто. Под деспотическим правлением находится во семьсот или даже тысяча человек, имеющих от 5 до 1500 тыс. ливров дохода. Что им делать с такими день гами?

Ехать ко двору? Какой-нибудь гвардейский сер жант, удостоенный царской милости, будет унижать их и отправит в Сибирь, чтобы завладеть их велико лепными каретами и лошадьми. У сих несчастных ос тается лишь одна радость — роскошь и наслаждения /.../».

(Из письма к Полине Перье-Лагранж от 15 октября 1812 г . из Пресбурга. Campagnes en Russie. Sur les traces de Henri Beyle dit Stendhal. Paris , 1995. P . 31—32).

Запись, сделанная в Нанте 1 июля 1837 г .:

«/.../ возле Биржи я встретил одного морского ка питана, с которым плавал когда-то на Мартинику. Он три года пробыл на Балтике и в Санкт-Петербурге.

Так превратимся ли мы в казаков? — спросил я.

Император Н... разумный человек и в качестве частного лица был бы выдающейся личностью. Сей монарх самый красивый мужчина во всей Империи и один из храбрейших; но он как лафонтеновский заяц — его снедает страх. Во всяком умном человеке,

каковых немало в Петербурге, он видит врага; трудно иметь столько силы воли, чтобы противостоять иску шению абсолютной власти.

Царь возмущен Францией и вне себя от суще ствующей у нас свободы печати, но чтобы утолить свой гнев ему недостает каких-то двадцати миллионов франков. /.../

Императору не угодно, чтобы в России были об манутые мужья. Если молодой офицер слишком часто посещает какую-нибудь привлекательную женщину, его призывают в полицию и велят прекратить эти ви зиты, а в случае неповиновения он отправляется в ссылку, так что страстная любовь может довести и до Сибири. Это более всего раздражает молодых дворян. /.../

В России много умных людей, и их самолюбие уязвлено отсутствием Хартии®, хотя Бавария и даже Вюртемберг (величиной с ладонь) имеют оную. /.../ В России свободу понимают совсем иначе, чем у нас; дворяне осознают, что рано или поздно они лишатся (к счастью) своих крестьян, но их унижает невозмож ность ездить в Париж и то, что в самом захудалом французском журнале их трактуют как варваров. Я не сомневаюсь, — продолжал капитан, — что не пройдет и двадцати пяти лет, и у русских будет какое-то подо бие Хартии, а парламентских ораторов корона купит крестами».

[Stendhal. Oeuvres computes. Т . VII. Memoires d'un touriste. Т . I. Paris , 1952. P . 259—260).

В «Истории итальянской живописи» можно найти несколько весьма хвалебных для России замечаний, например: «Осмелюсь ли сказать, но в русских избах я видел куда большую любовь к отечеству и куда боль шее величие. Религия — это их Палата Общин. И поэ тому мысль о том, что в 1840 г . русские станут влас тителями Италии, отнюдь не пугает меня». ( Campagnes en Russie. Sur les traces de Henri Beyle dit Stendhal. Paris , 1995. P . 52).

19 * «/.../ восхищение Бальзака /.../» — вряд ли можно со мневаться в том, что оно было притворным (см. при меч. 5 к Главе II).

а См. примеч. 4 к Приложению I.

20 * «/.../ поношения Мишле» — «(Император, —Д.С.), об ращающий в свою веру железом и благословляющий кнутом, /.../ явил за последние двадцать лет неслыхан ные притязания на роль божества. /.../ Он запретил времени быть временем и, отменив астрономию вкупе с математикой, навязал старый календарь, уже отверг нутый остальным миром. Он запретил цене быть ценой и повелел, чтобы три рубля почитались отныне за пять. Он запретил разуму быть разумом, и когда в России обнаружился вдруг здравомыслящий человек, его заперли в дом сумасшедших» 3 . ( Legendes dimocratiques du Nord , par J . Michelet . Paris , 1854. P . 257—258).