Шрифт:
Он почти что умер от неожиданно захлестнувшей его волны блаженства и счастья, от созерцания самого прекрасного творения Бытия, встретившегося ему в минуту торжества и победы.
— Кто это? — безвольно прошептали его губы.
— Где? — спросил Генка, пытавшийся по взгляду товарища определить, о чем или о ком идет речь у впавшего в прострацию Шурика.
— Вон...
Рука Шурика медленно поднялась по направлению к плывущему миражу в обличьи Прекрасной Девушки.
— Плывет...
Генка, наконец, увидел ту, что так поразила Шурика: ничего особенного — знакомая с параллельного потока:
— А! Так это ж Лидка с параллельного потока.
— Ли-да...— по слогам, перекатывая во рту все буквы этого прекрасного имени, произнес Шурик.— Уди-ви-тель-ная девушка. Я ее никогда раньше не видел...
— Хочешь познакомлю?
Для Генки не было проблем ни в чем. Однажды определив для себя цель, он не останавливался на пути к ней и не церемонился в выборе средств для ее достижения.
— А?..
Шурик, наконец, пришел в себя, и до него дошло, что предлагает ему Генка. Это было кощунственно! Это было страшно! Это было так не вовремя!
Но этого так сладостно хотелось!
— Нет! Нет!
— Да брось ты! Лида!
Лида, остановив свой бег, услышала, что ее зовут. Лида, как вы уже знаете, была девушкой простой, естественной и очень отзывчивой. Она разглядела звавшего ее Генку и направилась без особых обиняков к нему. Рядом с Генкой стоял какой-то паренек, немного смешной: в коротких брючках, в курточке, давно ставшей тугой в плечах, с белобрысой челкой над красивым лбом и в очках, делавших паренька каким-то беззащитным и очень добрым.
— Лида, можно тебя на минуточку?
Пока Лида шла через дворик к ним, Шурик нервно пытался принять более распектабельный вид: он то снимал, то снова надевал очки, приглаживал непокорные вихры, перекладывал из одной руки в другую стопку книг.
Сняв очки, он, наверное, казался лучше со стороны, но ничего без них не видел: вся конкретность расплывалась в тумане, очертания теряли объективность, а самое главное — он терял из виду девушку, которую звали Лида и которая шла навстречу ему. Надев очки, он видел все яснее, видел, как она прекрасна, но сам, наверное, терял обаяние, и это угрожало тем, что девушка не обратит на него никакого внимания.
Лида подошла к ребятам. Она лакомилась мороженым на палочке, ласково называемым «эскимо». Его шоколадная глазурь вместе со сладчайшим сливочным мороженым в серебристой фольговой обертке была любима всеми — от мала до велика.
Генка затеял разговор несколько издалека, но о предмете совсем недавнем и близком:
— Сдала?
— Сдала,— не без гордости и доли кокетства отвечала Лида.
— Сколько? — традиционный, как мы выяснили, вопрос.
— Пять!
И неудивительно: все свои зачеты и экзамены Лидочка пока сдавала только на «отлично». И тем также была хороша.
— Поздравляю!
— Спасибо.
Генка без обиняков перешел к следующему подразделу обычной в таких случаях ситуации:
— Знакомьтесь — это Лида...
— Петя...
Ай-яй-яй, Шурик! Да приди же в себя скорее! Будь мужчиной! О каком Пете ты ведешь речь?!
— Э-э... Саша...
Лида первой протянула свою розовую ладошку:
— Лида.
У Шурика руки были заняты книгами и, конечно же, когда он, наконец, догадался ответить на рукопожатие Лиды, первым делом он уронил свои книжные кирпичи и себе, и Лидочке на ноги.
— Ой!
— Простите!
Оба склонились над упавшими книгами и неловко соприкоснулись лбами:
В таких случаях говорят: «И словно искра пробежала между ними...» Никакой искры в этот момент между молодыми людьми не пробежало, ответственно вам заявляем, так как она, искра, стало быть, имела место между нашими героями значительно раньше.
Куда-то исчез догадливый Генка Сенцов. Куда-то уплыл естественный шум институтского дворика с его гомоном, криками, смехом. И возникла Музыка. Музыка, которая звучала в их душах.
Она то подчеркивала, то оттеняла их хорошее настроение, их неожиданное знакомство, их возможную в перспективе дружбу, а быть может, чувство и более глубокое и прекрасное.
Шурик вдруг обрел дар речи. Он вдруг вспомнил уроки красноречия в народном театре и как-то нечаянно для себя самого открыл в себе талант прекрасного рассказчика. У него вдруг появилось желание так много рассказать Лидочке о своем житье-бытье, о своем неистовом вгрызании в гранит науки, о своих товарищах по путешествию к южному ласковому морю, о своих ночных кухонных дежурствах в южном пионерском лагере, о своей дружбе со старым татарином Ахметом в маленькой гурзуфской пельменной, о своих жизненных злоключениях и незабываемых приключениях.