Шрифт:
— Ну, очкарик!..— радостно прокричал Верзила, увидев, что Шурик застрял в море незастывшей смолы.
* * *
Шурик действительно был очкариком. Очки ему прописали еще в школе, но следует заметить, что этот незначительный дефект для остальных несознательных граждан служил объектом постоянных насмешек.
«Очкарик!» — говорили они, когда не оставалось иных доводов в споре с умными очкариками.
«А еще в шляпе!» — говорили они, когда не находилось иных слов, чтобы досадить представителям умственного труда.
Все это было. Это было признаком времени и со временем же и ушло.
Нынче можно нахлобучить самую фешенебельную шляпу и укрыть глаза за самыми непроницаемыми очками и не стать от этого похожим хотя бы чуть-чуть на своих умных собратьев.
— А, влип, очкарик! — радовался, спустившись к застрявшему в смоле Шурику Верзила.
Нужно было перевести дух, чтобы придумать и наказание и его степень этому студентишке...
Широко размахнувшись, Верзила ударил ногой по неподвижно стоящему Шурику. Прямо под зад.
— Это только аванс. Ну, теперь всё, готовься, студент! Скоро на тебя наденут деревянный макинтош, и у тебя дома будет играть музыка! Но ты ее не услышишь!
Спокойно отвернувшись от Шурика, Верзила пытался сосредоточиться на мысли о наказании и обливал водой из-под крана свою разгоряченную голову...
— Воды...— Шурик использовал свой шанс. Подобрав поллитровую банку, Верзила подал напиться несчастному врагу. На прощанье.
Одним глотком проглотив воду, Шурик предусмотрительно сказал:
— Спасибо.
Это и отвлекло Верзилу, на минуту усыпило его бдительность.
Сапоги на Шурике были внушительных размеров. Со своими потрепанными полукедами он свободно утопал в них. Шурик внутренне благодарил забывшего их хозяина. Из детского озорства, вспомнив лихие игры в «казаков-разбойников», он несколько раз огрел Верзилу по крутому заду ногой, свободно скользившей из сапога и обратно. Шурик был не из последователей несопротивляющихся злу насилием. Он платил ударом за удар.
Верзила поначалу ничего не понимал, дико озирался в поисках еще одного врага, который невидимо наносил ему обидные удары, но, наконец, сообразив, не увидел своего студента в луже смолы. Тот исчез. Вдруг испарился. И от него в смоле остались только завязшие сапоги...
Верзила взревел ревом обманутого быка.
«Снова надули! Провели, как пацана!»
Когда же Верзила, наконец, сообразил кинуться в погоню за смывшимся студентом, его встретил шквал свистящей вокруг и везде щебенки, пулями вылетавшей из кучи, за которой залег Шурик и держал с помощью визира и пневматического отбойного молотка круговую оборону.
Неожиданно отбойный молоток заклинило.
Шурик снова метнулся к подъемнику.
Верзила, не мешкая, памятуя об однажды упущенном моменте, кинулся ему наперерез. И оказался на подъемнике раньше студента. Взверел электрический мотор, подъемник настолько резко махнул вверх, что Шурик решил отправить в полет на высоту своего противника одного. От беспомощности, от бессилия Верзила сбросил на голову студенту мешок с цементом марки «400».
И промахнулся!
Мешок разорвался воющей миной в нескольких метрах от Шурика, лишь осыпав его голову мельчайшей субстанцией.
Туманом клубящийся цемент затруднял поиски неприятеля. Порой они были совсем рядом, разделенные всего лишь канализационной трубой, вдоль которой они ползали, и — не замечали друг друга.
Шурик метнулся к вырытой траншее для трубы.
Верзила ринулся к стоявшему на отдыхе бульдозеру, у него созрел план: смести с лица земли студента с помощью техники!
Шурик несколько мгновений растерянно метался в траншее; машина, ревя всем своим мощным нутром, неминуемо надвигалась на него.
Шурику не оставалось ничего иного, как защищаться с помощью густо разведенных белил и мастерка каменщика. Он так лихо швырял в лицо напарника свой защитный раствор, что в несколько бросков ухитрился заляпать лицо верзилы так, что тот утратил всякую ориентацию, и его бульдозер закружился на одном месте, словно танцуя вальс-бостон.
* * *
Наощупь, как слепой котенок, Верзила прокладывал себе путь к душевой. Она ведь была где-то рядом. Протерев глаза, он, наконец, увидел свою спасительную цель.