Шрифт:
Увы, от одного неосторожного движения ружье слетело через балконные перила второго этажа вниз и мирно улеглось рядом с мирно посапывающим, усыпленным собственной химией Трусом.
И грабитель, и Шурик с сожалением проследили за улетающим оружием.
Эту паузу они оба использовали, чтобы отдышаться, а заодно разрешить мучившие их вопросы:
— Ты кто? — первым спросил грабитель.
— Сторож,— отвечал запыхавшийся Шурик.
— А где бабуля? — живо поинтересовался Балбес.
— Я — за нее.
— А где выход?
Они все еще лежали в плотных объятиях друг друга.
— Там,— Шурик кивнул головой в направлении выхода.
Балбес дернулся, освободился от объятий соперника и рванул по указанному направлению. Шурик отчаянно крикнул вслед:
— Руки вверх!
Балбес на мгновение повернулся к Шурику и выразительно сказал:
— Во! — и показал Шурику испачканный мазутом кукиш.
Это Шурика вывело из себя, и, обнаружив рядом с собой на полке спортивные рапиры, он вскочил и, не раздумывая, схватил одну из них.
Шурик недавно, отстояв на морозе громадную очередь за билетом в городской кинотеатр «Космос», с удовольствием посмотрел французский фильм «Три мушкетера».
И сейчас, в эту минуту он почувствовал себя бесстрашным героем этого замечательного фильма — д'Артаньяном и, сделав (как это было в картине) изящный выпад, нанес противнику укол.
Балбес фильма не смотрел. Но он тоже схватил рапиру и стал защищаться.
Они фехтовали. В той степени, насколько у них хватало воображения и инстинкта самосохранения, чтобы не напороться на острие рапиры противника всерьез.
Дуэль развивалась по всем законам своего жанра. То Шурик бросался в нападение, и Балбесу приходилось отчаянно защищаться, то в какое-то мгновение ситуация менялась на противоположную и Шурик был прижат к стене.
И в какой-то миг Шурик, более молодой и отчаянный, изловчился и нанес настоящий удар! Прямо в сердце коварному врагу!
Коварный враг напоролся на острие рапиры и замер. Рука, державшая рапиру безвольно поникла и выронила оружие защиты.
На груди Балбеса стало медленно расплываться красное пятно. Враг медленно истекал кровью из пронзенного сердца...
Шурик остановился в своем порыве, сообразив, что сейчас он, кажется, по-настоящему убил человека...
«Не может быть!»
Человек еще пока стоял на ногах. Но вот они стали подкашиваться. Он качался, как расшатанное дерево, теряющее силу своих корней.
Он поднял руку и медленно поднес ее к ране, словно желая скрыть свое умирающее сердце от взора врага, как казалось Балбесу, упивающегося своей победой, расплывающегося в кровожадной ухмылке вампира...
Балбес глядел с немым укором прямо в глаза своему убийце... Его глаза говорили с упреком:
«За что?.. Что я тебе сделал, что ты одним безжалостным ударом лишил меня самого ценного, что было у меня на этой грешной земле — жизни?.. За что?..»
Балбес оторвал руку от раны, увидал на ней свою горячую кровь и протянул ладонь своему врагу, чтобы тот воочию мог убедиться, какова цена его пирровой победы.
Шурик осознал весь ужас того положения, в котором он оказался...
Шурик страдал... Он мучительно страдал, вдруг в одно мгновение поняв, что отныне имя ему на грешной земле «Убийца»...
«Пусть на посту, пусть при исполнении обязанностей. Но разве самые великие служебные обязанности смогут оправдать хоть каплю человеческой крови, пролитой вот так ужасно, бесцельно?!»
Балбесу становилось совсем плохо. У него кружилась голова, и какие-то странные, как ему казалось, предсмертные запахи кружили ему в голову.
Не прощая своего убийцу, уже заходящегося в рыданиях и сотрясаниях тела, Балбес поднес руку к своему лицу, чтобы рассмотреть, как же выглядит его собственная кровь в роковую минуту его кончины.
Кровь алела на ладони, искрилась ярко-пурпурными искорками в свете электрических ламп.
Он поднес ладонь близко-близко к глазам. И явственно услышал любимый запах портвейна!
На его ладони, на его руках был портвейн, по запаху и консистенции определяемый как «Три семерки»!
Наконец, до Балбеса дошло, что его жизнь спасла бутылка известного портвейна, недавно спрятанная им же самим во внутренний карман его куртки. Балбес засунул руку в карман и обнаружил там расколотую бутылку с вытекающими остатками вина.