Шрифт:
— Бабуля!
Да, вот так же лучше.
— Бабуля! А который час? Кажется, это вернее.
Мужчина загулял, заблудился. Дорогу домой знает, только вот часов с собой нет... Какие часы в три часа ночи?!. Сначала:
— Бабуля! А закурить не найдется?..
Кажется, в точку! Мужчина загулял, идет домой, воздухом дышит, выветривается, чтобы дома жена не загрызла. А тут покурить захотелось...
— Бабуля! Закурить не найдется? Здорово придумано!
На душе у всех троих было неспокойно. И душа запросила песни. Балбес взял гитару и вспомнил годы, проведенные в местах не столь отдаленных:
...Постой, паровоз!
Не стучите колеса!
Кондуктор,
Нажми на тормоза...
Я к маменьке родной
С последним приветом
Спешу показаться на глаза...
Бывалый заслушался. Песня всколыхнула в его душе что-то далекое, забытое, словно кем-то брошенный камень всколыхнул гладь воды в застоявшемся озере.
Бывалому пригрезилась хорошая жизнь, которая начнется же у него когда-нибудь?..
Первым делом, артель купит себе «Москвич». Новенький. Синенький-синенький. С блестящими ручками. С мотором-зверем...
— Скажите пожалуйста, который час?
Трус подкрался из-за спины Бывалого в самый разгар его грез.
И уж было полез со своей химией в морду.
— А?
Бывалый обиделся: песню испортил, дурак!..
— Ты что, офонарел?
Трус извиняющимся тоном сказал:
— Тяжело в ученье, легко на работе. Тренируюсь я... Бывалый кивнул на свободного от дела Балбеса:
— Тренируйся вон на нем... Балбес истекал душой в песне:
Не жди меня, мама,
Хорошего сына.
Твой сын уж не такой,
Как был вчера...
Меня засосала
Опасная трясина,
И жизнь моя —
Вечная игра!
Трус был вежливым человеком, но не мог себе позволить прервать пение своего товарища и, только дождавшись, когда тот допоет свой куплет, подошел сзади и спросил:
— Вы не скажете, сколько сейчас градусов ниже нуля? Вопрос был трудным для понимания. Тем более для
такой особенной личности, как Балбес:
— Чего-чего?
Трус, не дожидаясь ответа, резким движением бросился к Балбесу и стал затыкать тому рот платком. Балбес вырвался из хрупких объятий Труса, одним пальцем отбросив того в угол комнаты, где на полочках сидели и смотрели на все происходящее любимицы Труса — кошечки-копи л очки.
— Ты что!
— Я тренируюсь.
Балбес посмотрел на задумавшегося Бывалого.
— Тренируйся лучше...
Бывалый очнулся от своих раздумий и достаточно сурово посмотрел на Балбеса.
— Тренируйся лучше на кошках!
Трус, вздохнув, согласился. Выбор у него был небольшой.
Кошечки-милашки стояли стройными рядами на всех возможных полках и подоконниках. Они с египетским спокойствием Сфинкса взирали на артельную троицу и на своего отца-автора Труса.
Он любил безмерно каждую из них. В каждую из них кисточкой была вложена капелька его таланта, и они, благодарные ему за это, должны были вытерпеть испытание хлороформом, которое совершал над ними их отец-создатель.
С кошками было очень легко и просто: они безропотно ложились ровными рядами, успокоенные парами хлороформа.
Дело было сделано, и семиструнная гитара перешла в руки очень музыкального в душе Труса:
Постой, паровоз!
Не стучите колеса!
Есть время
Взглянуть судьбе в глаза!
Пока еще не поздно
Нам сделать остановку...
Трусу было очень неспокойно на душе. Все его естество было против того, на что подвизалась артель. Он нюхом чувствовал любую опасность, любой подвох. И сейчас его интуиция просто кричала:
«Остановись! Не лезь!»
И он пропел своим соартелыцикам это предостережение:
Пока еще не поздно
Нам сделать остановку… А?
Его не хотели слушать. Его голос страждующего в пустыне потонул в непонимании, и Трус рванул струны гитары:
Кондуктор,
Нажми на тормоза!
Бывалый почувствовал — пора! Еще немного, и он сам сорвался бы и остановил операцию. Но хорошие деньги, обещанные за труды Семеном Давыдовичем, маячили на горизонте.
И он призвал сотоварищей: - Хватит гулять! Пора!