Теперь время сознанiя этой силы. —

* VII.

О РЕЛИГІИ.[108]

Любопытна бы была книга, которая собрала бы вс доказательства[109] существованія живаго, свободнаго Бога, которыя были длаемы со времени существованія рода людскаго. Это была бы книга самая безбожная. Разнообразіе пріемовъ мысли для доказательствъ[110] существованія Бога огромно. Одинъ изъ послднихъ пріемовъ доказательствъ кажется мн самымъ сильнымъ, потому что, <они говорятъ>[111] онъ главной своей основой беретъ человческую природу; но въ чемъ состоитъ его сила, въ томъ же его и слабость.

Они говорятъ: во всхъ вкахъ и везд человчеству представлялись вопросы: что я? Зачмъ я живу? Что будетъ посл смерти? Самъ ли независимо явился я и живу, или кто меня сдлалъ и управляетъ мной?[112] Случайность ли управляетъ событіями, или есть въ нихъ мысль и власть высшая, и есть ли связь между мною и этой высшей властью и могу ли я просить ее — молиться? Еще есть такіе же вопросы, и вс эти вопросы они называютъ естественныя задачи. Человечество везд и всегда пыталось разршать эти вопросы. — Стало быть существованіе и попытки разршенія этихъ вопросовъ суть вчныя свойства человческой природы. —

Наука и вра только могутъ дать отвты. Но наука безсильна, вра — религия одна отвчаетъ на нихъ. — Разсужденіе несомненно. Но что же длать человку, который задаетъ себ вопросы: зачмъ я живу, есть ли Богъ и т. д., и не можетъ удовлетвориться отвтомъ, что есть живой Богъ, и что живетъ онъ для будущей жизни? Онъ не удовлетворяется этими отвтами не по упрямству, а по тысячамъ причинъ, доводовъ, которые, несмотря на все страстное его желаніе получить отвтъ, не позволяютъ ему допустить отвты о религіи, не позволяютъ ему, можетъ быть, по ложному, какъ они говорятъ, устройству его ума. Но что жеему длать? Что длать человку, которому приходитъ страстное желаніе молиться и который вдругъ съ горечью вспоминаетъ, что не комумолиться, что тамъ ничего нтъ. А такихъ людей весьма много, и люди эти точно такіе же люди, какъ и т, которые успокаиваются въ вр будущей жизни и въ молитв. Разсужденіе, выше приведенное, не убдитъ ихъ. Напротивъ, сознавая то, что они люди, а что свойство человческой природы, находящееся въ нихъ, не привело ихъ къ религіи, тогда какъ оно должно бы было это сдлать, они усумнятся въ самомъ разсужденіи. Мало-того что усумнятся, они прямо признаютъ его несправедливымъ, несмотря на его логичность. Какъ[113] больной человкъ признаетъ несправедливымъ разсуждение, заставляющее его сть, когда ему не хочется и онъ не можетъ принимать пищи.

Ошибка разсужденія заключается въ слдующемъ: — все человчество и всегда задаетъ себ естественныя задачи и пытается отвчать на нихъ. Это несправедливо, какъ всегда несправедливо все то, что говорится о всемъ человчеств въ пространств и времени. Человчество и его жизнь въ вкахъ не есть понятіе, а есть слово, имющее цлью намекъ на необъятное сцпленіе событій и мыслей и совершенно непостижимое. (Вслдствіи этаго вс выводы историковъ, говорящихъ о ход человчества, суть слова и туманная умственная игра, не имющая никакого значенія; но объ этомъ посл.) Человчество есть одно изъ тхъ понятій, которыя мы можемъ себ только вообразить, но владть которымъ мы не можемъ; человчество есть ничто, и потому то, какъ скоро въ нашихъ мысленныхъ формулахъ мы введемъ понятіе человчества, мы точно также, какъ въ математик, введя безконечно малое или великое, получаемъ произвольные и ложные выводы. —

Человчество не задаетъ себ и не пытается разршать никакихъ задачъ. Люди, сколько мн извстно, въ извстные періоды жизни, а не всегда задавали себ задачи и искали отвтовъ, и главное, я самъ задавалъ себ задачи и пытался на нихъ отвчать. Вотъ что должно было сказать вмсто «человчество», и вотъ причина, почему разсужденіе пришло для неврующихъ къ безвыходному положенію. Сказавъ же, что извстные мн люди и я самъ въ нкоторыя минуты жизни имли и имю[тъ] склонность ставить себ естественныя задачи и искать на нихъ отвты, сказавъ это, я выведу только то, что склонность эта свойственна людямъ, что многіе живутъ, удовлетворяясь отвтами религіи; многіе же довольствуются одними вопросами безъ отвтовъ.[114] Не довольствуясь отвтами религіи, остаются безъ отвта, что не составляетъ для нихъ несчастья, такъ какъ вопросы эти представляются имъ не постоянно, но временно, и такъ какъ вопросы эти успокаиваются страстью, увлеченіемъ, трудомъ и привычкой удалять ихъ. Есть люди и много, которые умираютъ, не думая о нихъ. Кром того я изъ наблюденія выведу то замчаніе, что участь и тхъ и другихъ равна. Для людей врующихъ въ самой вр есть тайное[115] чувство сомннія, для неврующихъ въ замнъ успокоительныхъ отвтовъ есть гордое сознаніе того, что человкъ самъ себя не обманываетъ.

[116]Выведу я еще то, что религія сама по себ не есть истина, такъ какъ религій много есть, было и будетъ, а есть только произведенiе человческаго ума, отвчающее на извстную склонность, <какъ гаданія,[117] псни и т. п.>. Намъ говорятъ: религія все объяснила; допустивъ разъ существованіе Бога, вы знаете все: какъ начался міръ? человкъ? отчего разные языки, отчего радуга? что будетъ за гробомъ? и т. д. Это — правда. Все ясно, исключая самой религіи, которая тмъ темне, чмъ ясне все остальное. Религій много, и вс они просятъ вры и снисхожденія къ неразумному основанію, все остальное представляютъ яснымъ. <Я знаю сумашедшаго священника, который говоритъ, что онъ Богъ Деиръ, что мать его Гаргара раздлила свтъ на два полушарія, надъ которыми надъ однимъ онъ, надъ другимъ Картограй и т. д. У него сложная запутанная миологія, объясняющая начала всхъ вещей, и онъ сердится, когда допрашиваешь его о начал, но зато въ простыхъ вопросахъ жизни онъ съ улыбкой показываетъ вамъ, какъ вс явленія жизни подтверждаютъ его начала и какъ они ясны.> — Для людей же, неудовлетворяющихся религіозными отвтами, вс явленія жизни одинаково неясны, но зa то ни въ одномъ нтъ боле неясности, чмъ въ другомъ. Почему ростетъ растеніе? какая сила сдерживаетъ атомы? также неясно какъ то, чт`o будетъ за гробомъ и какъ явился первый человкъ. —

Кругъ знаній людскихъ есть рдко нанизанное ожерелье. Бусы — это наши знанія, на которыя намъ радостно смотрть и которыя мы перебираемъ съ гордостью, — черная нитка — это хаосъ мысли — неизвстность, который намъ страшенъ. Религія съ первобытнымъ пріемомъ тряхнетъ ожерелье, и вс бусы вмст; только у нея подъ рукой остается въ одномъ мст большая доля черной нитки, на которую мы не должны смотрть, но за то между сдвинутыми бусами — красота, симетрія, и нтъ промежутка для сомннія. Неврующіе боле или мене искусно раздвигаютъ на равные промежутки бусы, чтобы закрыть нитку, но она видна между каждыми двумя бусами. Задвинемъ промежутокъ передъ глазами, тмъ больше онъ въ другой сторон круга.[118]

* [ЗАМЕТКА О ТУЛЬСКОЙ ПОЛИЦИИ.]

Докторъ Ильинский подвергся строгой отвтственности за то, что онъ по длу........[119] сказалъ — и кому же? — Частному Приставу!! сказалъ слово: безобразно. Иностранецъ Мора, владлецъ гастрономическаго магазина, у котораго покупаютъ только самые богатые люди, точно также былъ казненъ правосудіемъ за неучтивое маханіе руками передъ полиціей, которая осматривала его заведеніе съ цлью убдиться, нтъ ли у него между p^at'e de foie gras,[120] продающимся по 10 р., вредного для народнаго здравія горошка. И по дломъ. Сердце радуется въ числ другихъ поступательному движенію нашего отечества на пути прогресса (кажется, я такъ выражаюсь) видть, какъ облагораживается наша полиція. Вчера я на самомъ себ имлъ случай испытать это облагороженіе. —