Шрифт:
Болью наполнились души профессоров:
«Чувство глубокого возмущения и негодования могут служить красноречивым примером злоупотребления свободой слова, с чем в преддверии президентских выборов граждане РФ, как это ни прискорбно, все чаще сталкиваются».
Некоторые личности, как сказано было в отповеди, посягают на честь и достоинство Его Величества. И «поскольку это происходит при исполнении им [Величеством, то есть] своих служебных обязанностей, действия создателей "Кукол" подлежат квалификации по ст. 319 Уголовного Кодекса РФ». Ни больше, ни меньше.
Чем-то знакомым пахнуло, не правда ли?
Сам гарант, впрочем, поблагодарив за сочувствие, заметил, что он лично защиты у профессоров не просил. Однако преданность надо ценить, и чуть позже кое-кто из авторов был включен в число доверенных лиц на выборах.
Уже после выборов здесь же, в Питере, вышла книжечка для учеников младших классов, посвященная, как говорилось, конвенции ООН о правах ребенка. Конвенция излагалась неплохо, но сопровождалась вставочкой о детстве Володи Путина — в пример малышам:
«…Все мальчишки и девчонки знали, что Володя Путин настоящий друг и на него можно положиться. А тренер по самбо и дзюдо знал, что Володя настоящий боец с сильным характером, что он будет бороться до конца и никогда не предаст… А потом друзей стало так много — целая-целая страна Россия, и они выбрали его президентом».
Всё это было бы смешно, коли б не развивалось так быстро.
Вскоре любовь охватила и подростков более старшего возраста. Родилась некая организация под названием «Идущие вместе». С кем вместе — не разъяснялось, но участники носили маечки с известным портретом. Годовщину инаугурации тысячи юных поклонников отметили митингом на Красной площади. Злые языки утверждали, что многих доставили в Москву из провинции за государственный счет. Врали, понятное дело.
На пригласительных билетиках к митингу красовался текст:
«7 мая 2001 года молодежь страны, олимпийские чемпионы, ученые, артисты, все лучшие люди России, идущие вместе с президентом, встречаются на Васильевском спуске. Приходи и ты поздравить своего президента. Вступай в молодежную сборную России!»
Сборная команда отработала на совесть и разъехалась нести любовь в массы…
Потуги эти отчасти напоминали восхождение «дорогого Никиты Сергеевича». Того тоже принялись накачивать рьяно. И качали до выхода на пенсию (не по своей, правда, воле).
Я тут отыскал пару речей, с которыми его соратнички выступали на 70-летии — за полгода до того, как турнули с поста.
Леонид Ильич тогда едва сдерживал слезы:
«Мы считаем, наш дорогой друг, что Вами прожита только половина жизни. Желаем Вам жить еще по меньшей мере столько же и столь же блистательно и плодотворно». Затем вручил Никите четвертую Звезду Героя и расцеловал взасос.
Другой соратник — Анастас Микоян, как истинно восточный человек, выдал более цветистую речь:
«Дорогие друзья! Мы сегодня собрались здесь, в стенах древнего Кремля, чтобы воздать должное Никите Сергеевичу Хрущеву в связи с его семидесятилетием. Мы сегодня отмечаем юбилей человека среднего возраста, находящегося в расцвете своих сил и способностей. Мы счастливы работать рука об руку с Вами и брать с Вас пример ленинского подхода к решению вопросов. От всей души желаем Вам доброго здоровья, много лет жизни и новых успехов в Вашей огромной и чудесной деятельности».
Какая любовь была! А хватило всего на полгода…
Видишь, опять пригодились газетки. Порылся, нашел цитатки аж из 1964-го. Мы с тобой в тот славный год вышагивали по плацу. Не забыл? Мне до сих пор иногда снится. Помнишь старшину Халяву? Я такого старшину в своем «Кухтике» вывел — под той же фамилией.
Был, кстати, тогда один эпизод, касающийся Никиты Сергеевича. Ты мог бы принять в нем участие, но твой взвод тогда на стрельбы угнали.
А дело было так.
В тот день, когда взводик твой отправился на полигон, Халява вызывал к себе в кабинет троих сержантов — Макарова, Краснова, меня — и сообщил печальную новость. «Тут, стало быть, такое дело, — говорит. — Тут в клубе помощница библиотекарши руку сломала. Упала, стало быть, с лестницы…»
Мы выслушали эту скорбную весть, но как реагировать, было не совсем понятно. На всякий случай все слегка пригорюнились.
«Упала она, значит, — повторил Халява. — Теперь дома сидит. А работать, получается, некому. — Потом откашлялся и перешел к главному. — И вот, стало быть, велено кого-то из вас туда послать, чтобы заменить, пока не поправится… Вы тут как насчет книжек?..» И с большим недоверием, помню, глянул на этих библиотекарей.
Мы же, поначалу смешавшись, быстро просекли выгоды. Большого ума тут не требовалось. Расклад простой: вот — осточертевшие пушки, танки, грохот, мазут, а вот — чистенькая библиотечка. Храм, извиняюсь, культуры — ни стрельб, ни ветоши, ни грязи.