— Да, да, да, Захар Иваныч! Держава! Государь Император! Вон, у меня и портрет на стенке висит… А потом эти мерзавцы-большевики всё развалили…

— И снова ошибаетесь, Иван Захарыч, это европейцы развалили. Гниль вся из Европы пришла. А тот же Сталин, он-то как раз державу снова поднял. Хотя системный подход к этническим измерениям геополитической реальности в евразийском духе освоил не до конца.

— Ага, понимаю, понимаю… Значит, Сталин… Понимаю… А как же, значит, Государь?.. Это что ж, значит, их, значит, как бы совокупить надо?.. Что-то я запутался немного, Захар Иваныч…

Одним словом, наблюдаются симптомы некой душевной раздвоенности. Есть подозрения на шизофрению. Диагноз не ясен, но симптомчики налицо.

Не будь я столь предан делу стабилизации, позволил бы себе даже сказать: «на лице». Страшно произнести, на каком.

Вот пример. Есть под Москвой такое место — Бутовский полигон. Там в тридцатых был «спецобъект НКВД», расстреляно больше 20 000 человек. Цифру назвала специальная комиссия в конце восьмидесятых, до того, естественно, тишина, никто ничего не знает. Как обычно.

Еще и в начале девяностых туда никого не допускали — огромный забор, страшный секрет, понимаешь ли. Бережем нервные клетки дорогих россиян. А заодно и мозги бережем от излишнего напряжения.

В девяносто пятом, наконец, сняли охрану, открыли доступ. На одной из могил (братских, разумеется), поставили крест. А не так давно Лидер нации вместе с Патриархом решили посетить Бутово.

Лидер выступил. Сказал и насчет «пустой на поверку идеи», которую «пытались ставить выше человеческой жизни». И насчет того, что 37-й «был хорошо подготовлен предыдущими годами жестокости».

Сказал о том, что были « сосланы, уничтожены, расстреляны десятки тысяч, миллионы человек. Причем, прежде всего люди со своим собственным мнением, которые не боялись его высказывать…» (Интересную деталь отметил, не так ли?)

Много верных слов произнес. Правда, Сталина не упомянул.

Позднее, когда отмечалась годовщина расстрела в Катыни, выступил и там. Сказал, что « десятилетиями циничной ложью пытались замарать правду». Назвал виновником Берию «и других». Главного палача не назвал, но потом всё же выговорил имя.

Вскоре Дума, вполне стабилизированная, приняла заявление «О Катынской трагедии», где черным по белому: « Массовый расстрел польских граждан в Катыни был произведен согласно прямому указанию Сталина и других советских руководителей и является преступлением сталинского режима».

Вроде бы — точка.

Однако нет. Выясняется — запятая…

Спустя два года после визита в Бутово, состоялась очередная встреча Владимира Владимировича с народом. Встреча, я бы сказал, виртуальная — с помощью «ящика». Представители народа, отобранные по такому случаю в разных городах страны, задавали вопросы, стоя перед камерами. Говорили, в основном, о житье-бытье. Владимир Владимирович терпеливо разъяснял, что всё идет неплохо, а будет идти еще лучше.

Но в конце задушевной беседы вдруг прозвучал вопрос об Иосифе Виссарионовиче. Точнее, об отношении Владимира Владимировича к Иосифу Виссарионовичу.

Путин Владимир Владимирович немного задумался, глянул честным, открытым взглядом в камеру (телевизионную) и сказал (дословно), что « эпохе правления Сталина нельзя дать однозначную оценку». А фигуру самого вождя посоветовал « не забрасывать камнями».

Стоп!.. А как же слова о миллионах жертв, сказанные раньше — на Бутовском полигоне?

А как же официально (заметь, официально) признанные досточтимой единороссной Думой « преступления сталинского режима»?

Значит, режим преступный, а отношение к эпохе правления главного преступника неоднозначно?

Что-то, Вася, как-то, Вася, не очень понятно, Вася…

Хорошо, допустим, политика — «тонкий ход». Дабы не раскачивать лодочку, надо уважить и тех, и других.

— Это как? И тех, кто убивал, и тех, кого убивали? А насчет совести как же?

— Ну, вы и вопросики задаете, батенька. В монастырь пора. Неровен час, еще о душе вспомните. Сказано же вам: «По-ли-ти-ка…»

Такая обстановочка складывалась. Не то чтобы Вождя начали прославлять повсюду, но мода потихоньку распространялась. Толстенькие книжечки в ярких обложках с портретом генералиссимуса легли на полочки магазинов. Простой и человечный дяденька с неизменной трубочкой замелькал в сериалах.

Да, были у дяденьки отдельные недостатки. А у кого их нет? Но в целом-то, в целом — просто дивный образ, просто отец родной. Если даже пришлепнул миллион-другой, так для великой же цели.