— Хватит с него пока, а то Эльбикару ничего не останется.

Двое мордоворотов подхватили бесчувственное тело и поволокли по коридору к лестнице. Трактирщик пропустил их, вжавшись спиной в стену. Весь его вид говорил о том, что он никому ничего не скажет. И вообще, ничего не было, а если кто-то что и говорит — так враки это!

Третий повернулся к Растифу и сказал:

— Эльбикара нет в городе, но он просил передать тебе: человека, которого ты ищешь, зовут Тавот. Старый хрыч сторожит портовые склады — там его ищи.

Растиф кивнул и быстрым шагом покинул таверну. У входа двое воров с изуродованным телом на руках дожидались своего приятеля, шедшего следом за Ищейкой.

Растиф остановился, и беспристрастно взглянув на разбитое лицо убийцы, пробормотал:

— За все надо платить… Ильс…

В то время как добропорядочные жители Сандоры ложились спать, обитатели Болота, напротив, покидали свои дома. Одни спешили в питейные и увеселительные заведения расположенного поблизости Порта в непреодолимом стремлении истратить деньги, полученные неправедным путем, а те, кому не повезло, отправлялись на «промысел», прячась в подворотнях, в ожидании денежного «клиента», другие же шли в город, чтобы привести улицы столицы в надлежащий порядок. Целая армия уборщиков с факелами в руках разбредалась по Сандоре, очищая улицы от лошадиного дерьма, смывая отбросы с мостовой, сгребая в стороны всякий мусор. Золотари катили бочки к выгребным ямам и, задыхаясь от смрада, заполняли их… отходами человеческой жизнедеятельности. И лишь под утро и работяги, и кутилы возвращались в Болото.

Поэтому днем, когда и те, и другие отсыпались, в Болоте было тихо и пустынно. Впрочем, разворошить это осиное гнездо было проще простого. Да и пустота была обманчива.

В полной мере испытал это на себе пожилой господин опрятного вида, которого неотложные дела привели в тот день в Болото. Стоило ему только пройти через Грязные ворота, охранявшиеся исключительно со стороны Вейдана, как он тут же почувствовал на себе пристальные взгляды бдительных обитателей квартала сандорской бедноты. Тихо поскрипывая, приоткрывались над головой ставни на окнах, давно уже не имевших стекол, и из сумрака неухоженных комнат его провожали взгляды, в которых не было и толики радушия.

Те, кто полагал, что солидный господин случайно забрел в Болото и, одумавшись, вот-вот повернет обратно, ошибались: он уверенно двигался вглубь квартала, стараясь смотреть под ноги, чтобы не наступить в… какую-нибудь непотребность. Что поделать: у уборщиков, приводивших в порядок городские улицы, не хватало ни времени, ни сил, ни желания разгребать дерьмо под окнами собственных домов. Поэтому невнимательный человек мог здесь легко свернуть себе шею. Да так оно обычно и происходило. Если какой-нибудь легкомысленный щеголь ненароком попадал в Болото, в Вейдан часто выносили его бездыханное тело. Стражники даже не интересовались особо, а что же с ним произошло? Понятное дело: споткнулся и свернул себе шею или наткнулся на торчащий из хлама гвоздь… раз, эдак, десять. А нечего шляться там, где тебе не рады!

Опасность, вначале витавшая где-то над головой опрятного господина, начала приобретать материальные черты по мере того, как он все дальше заходил вглубь квартала. Сначала за ним увязалась группка местных мальчишек. Они вышли из переулка и последовали за незнакомцем, молча сверля взглядами его спину. Вскоре к ним примкнуло еще несколько человек. Потом еще. И еще. До улицы Мертвяков он добрался уже в сопровождении свиты, которой мог бы позавидовать сам король. Имеется в виду, конечно, численность, а не содержание. А на перекрестке ему преградила дорогу такая же разношерстная толпа. Мысли и желания встречавших легко читались по их лицам, на которых, как на срезе дерева, была запечатлена вся их прошлая жизнь. А для непонятливых они припасли кое-что более весомое: колья, ножи и цепи.

Однако настрой местного населения ничуть не смутил опрятного господина. Не останавливаясь, он уверенно и в то же время предельно осторожно протиснулся сквозь толпу и продолжил свой путь вглубь Болота. Ошарашенная его бесшабашностью толпа так и осталась стоять на перекрестке. И правильно: чего за ним идти? Сам вернется, потому как другой дороги к Грязным воротам все равно не было. Впрочем, несколько мальчишек все же отправились вслед за ним. Так, на всякий случай.

На следующем перекрестке незнакомец обогнал медленно плетущегося старьевщика, с трудом тащившего за собой большую тележку, заваленную рухлядью, а спустя еще некоторое время он добрался до дома, являвшегося целью его опасного путешествия. В этом доме жил САМ Эльбикар — человек, присматривавший за Болотом и его обитателями. В этом квартале он был всемогущ. Местные обожали его за то, что он не давал своих в обиду, судил согласно воровским обычаям — строго, но справедливо, помогал вдовам, сиротам и калекам, пострадавшим на воровской ниве, но сам при этом старался не выделяться из толпы и вел скромный образ жизни, довольствуясь малым. Тех, у кого возникло бы желание обидеть Эльбикара, ждала незавидная участь: войти в Болото было проблематично, а уж выйти из него…

Рядом с входом в дом расположилась группа головорезов, лениво метавших по столу кости. Ребята не просто коротали время, они охраняли жилище главаря. Поэтому, стоило опрятному господину приблизиться ко входу, как тут же один из них встал со скамьи и преградил ему дорогу.

— Чего надо, папаша? — глухо пробасил он, смотря на необычного посетителя сверху вниз, притом, что и самого незнакомца нельзя было назвать низкорослым.

— Мне бы с Эльбикаром пошептаться, — невозмутимо ответил тот. — Он уже вернулся?

— Да, на рассвете. Но сейчас он занят. У него… очень важная беседа с одним залетным гов. ком. Так что приходи попозже. Думаю, разговор не затянется: уж больно хлипкий клиент попался, — хохотнул он. И его дружки тоже оскалились.

— У меня очень важное дело к нему. ОЧЕНЬ! Передай Эльбикару, что у меня есть то, от чего он не сможет отказаться.

— Ге? — наморщил лоб верзила, но незнакомец сказал все, что хотел сказать, и не стал вдаваться в подробности. Вместо объяснений он вложил в ладонь охранника гунд. Верзила сжал позолоченную ладонь в кулак, почесал подбородок и сказал: — Хорошо, я ему скажу. Но ничего не обещаю.