С этого дня мы подружились. Имена им кто-то придумал звонкие, но малоподходящие: белого пёсика звали Пират, а щенка — Буян.

Каждый день они ждали моего возвращения из школы. Я собирала в столовой куски колбасы и котлеты и приносила им.

Обычно они поджидали меня в школьном дворе. Первым в весёлой шумной гурьбе школьников меня узнавал Пират: радостно потягиваясь, он вскакивал и бежал навстречу. Пиратка очень боялся мальчишек и, поджимая свой облезлый хвост, старался скорее домчаться до меня и спрятаться, радостно поскуливая, в моих ногах. А Буянка, по молодости ещё не успевший испытать на своей шкуре тягот бездомной жизни, смотрел на всех людей весёлыми и наивными глазами и каждому был готов дружески вильнуть пушистым хвостом. Он подбегал ко мне смешно и неуклюже и сначала долго лизал руки, а потом только принимался за еду.

Осень стояла тёплая. Друзья целыми днями играли друг с другом или, лёжа на траве, грелись на солнце.

Собаки так привыкли к школьному двору и шумной детворе, что однажды, когда я задержалась в школе, они решили сами отыскать меня.

Шестой урок был непредвиденным — к нам пришла новая учительница Белла Ивановна. Но какой ясный тёплый сентябрьский день дышал на нас из раскрытых окон; он пах пожухлой травой и дымом костра и манил нестерпимо… Мы изнывали, нам хотелось скорее на улицу, и напрасно Белла Ивановна пыталась вразумить нас своим тихим голосом.

И когда кто-то царапнул классную дверь, все мы с оживлением и любопытством уставились на неё, ожидая появления какого-нибудь нового действующего лица. Бедняжка Белла Ивановна взглянула на дверь с нескрываемой надеждой. Она подошла и торопливо отворила её. И отпрянула от неожиданности. А может, от тут же грохнувшего за её спиной смеха.

В дверях стояли Пират и Буянка! Когда весь класс захохотал, Пират поджал хвост и попятился назад. Буянка же, наоборот, уверенно вошёл в класс.

— Буянка! — закричала я.

Он бросился ко мне и чуть не запрыгнул от радости на парту.

«Неужели они смогли различить в школьном коридоре мои следы?!» — с удивлением подумала я.

— Чьи это собаки? Как они сюда попали? — ошарашенно спрашивала Белла Ивановна.

— Мои! А можно, я их выведу на улицу?

— Конечно, конечно, побыстрее.

В школу я в этот день уже не вернулась.

Наступил ноябрь. Буян рос и скоро стал крупнее маленького Пирата. Пират был одной из тех неказистых дворняжек, которые никого не смогут умилить своей красотой: шерсть у него совсем короткая, грязно-белая, висячие уши жёлтые, и такое же жёлтое пятно, похожее на кляксу, красовалось на спине. Морда была курносая, а нос розовый. И только глаза у Пирата были большие, бархатно-тёмные, с густыми жёлтыми ресницами. В них всегда стояла печаль. Видно, когда-то Пират имел хозяев, жил во дворе или в чулане и, защищая свой дом, тявкал на чужих. Теперь ему нечего было защищать… Дом сломали, хозяева уехали, и он взял под свою защиту малыша Буяна.

А у Буянки особых причин печалиться ещё не было. Ведь он уже родился бездомным и даже не знал, наверное, что у собаки должен быть хозяин. А может быть, он меня считал своей хозяйкой? Он преданно смотрел на меня серыми глазами, тыкался в ладонь мокрым чёрным носом и весело махал хвостом. Шерсть на его чёрной спине немного курчавилась. У него были рыжие подпалины, рыжие брови и морда.

Пират и Буянка были неразлучны. Теперь, когда дни стали холодными, играть и резвиться хотелось не всегда, они часто устраивались на тёплом канализационном люке, тесно прижавшись друг к другу. Меня поражала привязанность этих двух бездомных, никому не нужных собак. Однажды за Буяном с рычанием погнался холёный эрдельтерьер. И не успела я опомниться, как увидела, что Пират с визгом и лаем бросился на огромного пса, оскалил свои маленькие клыки и, закрыв глаза от страха, попытался цапнуть эрдельтерьера за нос. Эрдельтерьер даже присел от неожиданности и удивления, уставился на Пирата маленькими тёмными глазками. А я гладила Пирата по дрожащей худой спине, и он благодарно лизал мне руку.

Однако скоро я заметила в Пирате какие-то странные и недобрые перемены. Он ходил поджав хвост и опустив голову. Отказывался от пищи и смотрел на меня виновато. Не скулил и не хромал, но день ото дня становился всё печальнее. Буян тоже почувствовал что-то неладное. Тихо поскуливая, лизал сухой нос Пирата. Но и он ничем не мог помочь ему. Пират не вылезал из сухого бурьяна. Я притащила туда ящик и, как могла, утеплила его, чтобы Пират не так замерзал.

Как-то Буян пришёл в школьный двор один. Когда мы с ним забрались в бурьян и подошли к ящику, Пирата там уже не было. Больше мы его не видели.

С потерей друга Буян очень переменился. Он сразу как-то растерял свои щенячьи повадки, стал серьёзным и самостоятельным. И только рядом со мной он позволял себе подурачиться, радостно гонялся за голубями, приносил мне палки и, наконец, вставал на задние лапы, клал свои передние в мои руки и долго стоял так, глядя мне в глаза. Буянка всегда клал свои лапы в мои руки, — наверное, это было у него высшим проявлением доверия и любви. Я знала, что, кроме меня, Буян никому другому не подаёт своих лап. А знакомых у него было много. В нашем доме его знали: многие подкармливали его. Часто играла с ним моя соседка Гуля. Дядя Коля, тихий пожилой человек из соседнего подъезда, тоже часто останавливался возле Буяна, посвистывал ему:

— Что, собачка, живёшь? Голодная небось, а?

Буян добродушно махал в ответ хвостом, но к дяде Коле не подходил.

Буян вообще был очень добрый пёс. Собаки обычно избегают чужих маленьких детей, а Буян, завидев играющих в песочнице малышей, сам шёл к ним, садился рядом и, если дети дёргали его за уши или стукали по носу лопаткой, лишь улыбался довольно и кротко. Наверное, он мог бы часами сидеть с этими смешными человечками, но его обязательно гнали прочь, мамы и бабушки кричали наперебой: