Стояла поздняя осень. Снег ещё не выпал, а земля уже застыла и даже днём не могла оттаять от ночного мороза. Поблёкшие листья уже не были легки и ярки, как в сентябре; они прилипали к подошвам и пахли не живым деревом, а холодной землёй. Довольная жизнью, Недда носилась по безлюдному, полудикому парку, играла в догонялки с воронами и грачами. «От того заморыша, что встретился мне на помойке, не осталось и следа», — думала я.

Недда всё больше взрослела, и дома теперь установился относительный порядок.

Аппетит у Недды был звериный, и на один день ей с трудом хватало шестилитровой кастрюли супа. Недда твёрдо знала часы кормления и, когда подходило время, начинала нетерпеливо вытанцовывать возле двери, то и дело просовывая в кухню свой большой чёрный нос. И вот наконец наступал долгожданный миг! Дрожа от голода и нетерпения, Недда смотрела, как я наполняю похлёбкой её миску, больше похожую на тазик. Если к миске подходила Шаян, Недда начинала возмущённо лаять и всё же не решалась броситься к еде без моей команды. О желанное, любимейшее слово «ешь!». С громким чавканьем она моментально опустошала миску и с надеждой смотрела на кастрюлю вечно голодными глазами. Её ненасытность не имела предела.

Недда отлично знала мамин звонок. На звонки других она реагировала довольно равнодушно, но, услышав мамин, сразу вскакивала с места. Она радовалась так, будто не видела маму целый год!

Любимым её занятием было смотреть, как Шаян прыгает за солнечным зайчиком. Увидев в моих руках зеркальце, Шаян в восторге замирала, а Недда садилась и смотрела на Шаян блестящими от возбуждения глазами. Шаян забывала всё на свете. Она прыгала на стены, скользя, скребла по ним когтями. От каждого её движения Недда вздрагивала всем телом, повизгивала и глотала слюну. Как ей хотелось броситься на Шаян, поиграть с ней! Но что бы осталось от маленькой Шаян, если бы на неё опустились Неддины лапищи? Шаян это прекрасно понимала и при малейшем покушении на неё убегала, задрав пушистый хвост. Знала она и то, что входить в комнаты собаке запрещено. Порой она до тех пор играла перед носом лежащей Недды, что та не выдерживала и вскакивала. С негодующим лаем она бросалась на Шаян, но разве угонишься за кошкой на скользком полу! На пороге комнаты Шаян с победным видом останавливалась и снова начинала дразнить Недду. Дрожа от обиды и гнева, Недда вползала лапами в комнату и громко лаяла. Шаян же с деланным равнодушием и спокойствием скрывалась под кроватью.

Зима принесла нам новые радости. Недалеко от нас были луга, поросшие кустарником и камышами. Теперь они превратились в сплошное белое поле, исхоженное взад и вперёд многочисленными лыжниками. Вид лыжни волновал Недду, и она инстинктивно рвалась вперёд. Она несла меня с такой лёгкостью, силой и быстротой, что я успевала лишь уклоняться от веток, хлеставших по лицу. И если мы догоняли какого-нибудь лыжника, я с трудом удерживала Недду — в азарте она всегда пыталась схватить его за ногу, и я понимала, что видеть несущуюся на тебя с лаем огромную чёрную псину не очень-то приятно. Я старалась уходить с собакой подальше, где было меньше людей.

Во дворе у Недды появилась подружка — некрупная рыжеватая овчарка Герда. Они всегда радостно узнавали друг друга и начинали бешеную возню. Как красивы и грациозны были движения собак! Высунув красные языки, они катались по снегу, взрывая его сильными лапами. Глаза их сияли счастливым, шальным огнём. Недда никогда не убегала от Герды — всегда преследовала её. Наконец, устав, они ложились на снег, часто дыша и кося ещё не остывшими от борьбы глазами.

Недде было хорошо у нас, и нам было хорошо с ней. Иногда мы с ужасом вспоминали, что хотели когда-то избавиться от неё, как от чего-то ненужного и неудобного. Теперь мы и не представляли без неё свою жизнь. А Недда любила нас, и, конечно, всех больше — меня; любила свой дом любила кошку Шаян.

Я училась тогда в седьмом классе, мечтала о профессии зоолога, и Недда занимала всё моё свободное время. Я уже мечтала о лете, когда мы с Неддой будем купаться в Волге и ходить далеко-далеко в лес, — ведь с такой собакой бояться нечего. А сейчас мы готовились к нашему первому в жизни экзамену. Общий курс дрессировки был нами успешно пройден, и на показательном выступлении мы надеялись получить высокие баллы.

Но жизнь распорядилась иначе.

Вечер выдался красивый и тёплый. Щедрый снег валил и валил, покрывал белизной асфальт, дома и деревья и, как густой туман, скрывал в себе очертания улиц, машин и фигуры прохожих. Мы вдоволь наигрались с Неддой и теперь, совершенно промокшие, шли домой.

Не так давно возле дома в который раз уже вырыли глубокую канаву. Наверное, строители задались целью перерыть вдоль и поперёк весь наш двор. Днём Недда обычно легко перемахивала на другую сторону канавы, но сейчас то ли она устала, то ли ей не понравилась глубокая чернота на дне канавы, но она вдруг заупрямилась, попятилась назад и вытащила голову из ошейника. Поняв, что она на свободе, Недда радостно запрыгала по снегу, не обращая внимания на мой строгий голос. Она то отбегала, сразу же пропадая из виду, то подходила ко мне совсем близко, но так, чтобы я не могла поймать её. Я не на шутку рассердилась: «Ах, так? Ну подожди!» — и быстро, чтобы она не заметила, побежала к подъезду. «Сейчас как миленькая начнёшь меня везде искать!»

Прошло каких-нибудь три минуты, как я вышла во двор снова и позвала Недду. Но её нигде не было. Помню пронизавший меня мучительный страх и слабость в ногах… Всплыли слова инструктора Люси: «Никогда, даже возле магазина, не оставляй одну свою собаку! Слишком много до неё охотников». Но у меня в голове не укладывалось, как может послушаться чужого человека моя Недда?!

— Недда! Недда! Недда! — плача, кричала я, но, наверное, и голос мой тонул в этом кошмарном, бесконечном снегопаде.