– Тем не менее я был отнюдь не в восторге, Олег Сергеевич, когда, выйдя из лифта, обнаружил именно вас и как раз перед дверью квартиры, в которой скорее всего никого не было, кроме взбалмошной девицы пятнадцати лет.

Александра громко фыркнула, чуть не пролив на себя остатки кофе, но Олег Сергеевич понимающе кивнул.

– Говорят, все в жизни надо попробовать, - задумчиво изрек он, - но маньяк - это все-таки перебор. Наверное, это веяние времени, поскольку раньше меня за маньяка никогда еще не принимали.

– А как насчет бандитской рожи?
– вежливо поинтересовалась Сашенька.

– Это было.

– Правда?
– обрадовалась Александра.
– Похоже, Олег Сергеевич, вы обладаете разносторонним жизненным опытом. И кто же вас обласкал таким образом?

– В тот раз это тоже была старушка.

– А за что?
– не унималась любознательная Сашенька.

– Ты ведь знаешь Вовку Толмачева, то есть Владимира Алексеевича?

Александра кивнула.

– Мы с ребятами часто собирались у него, когда учились в университете. Дело в том, что жил он один, у него была комната в огромной коммуналке на Петроградской. Там был такой длинный темный коридор, в который выходило много-много дверей. Вовкина дверь располагалась примерно посередине коридора, то есть в самой темной его части, зато напротив двери на стене висело большое старое и какое-то мутное зеркало. Однажды я обнаружил в Вовкином хозяйстве уголь для рисования, уж не знаю, откуда он взялся, в общем, от нечего делать я решил создать шедевр и нарисовал в полный рост распятого Христа.

– А вы что, хорошо рисуете, Олег Сергеевич?
– заинтересовалась Александра.

– Я хорошо рисую, - ответил он не без гордости.
– Христос получился у меня очень даже неплохо, особенно, по-моему, удались прибитые гвоздями кисти рук. Но в данном случае это не так уж важно. Дело в том, что в комнате не оказалось ни одной свободной поверхности достаточного размера, и рисовать пришлось на той стороне двери, которая выходила в коридор, хорошо еще, что она хотя бы открывалась в комнату, а то рисовать было бы темно. Время от времени мимо меня курсировали жильцы квартиры, но на мою деятельность они не обращали внимания. Гораздо больше они были озабоченны тем, чтобы, пользуясь дополнительным источником света, преодолеть как можно больший участок загроможденного всякой рухлядью коридора. Потом пришли еще наши ребята, уголь у меня все равно закончился, так что волей-неволей пришлось прекратить творить и присоединиться к остальной компании. Мы уже довольно долго сидели, как вдруг из коридора прямо под дверью раздается истошный вопль: "Мужика повесили пьяные рожи!". И тут же новый вопль, только какой-то сдавленный: "Еще одного повесили бандитские рожи!". Естественно, мы все рванули в коридор, а там соседка переводит дикий взгляд с нас на зеркало, пятится и пальцем тычет то в нас, то в зеркало и, подвывая, бормочет что-то совершенно невнятное. Мгновенно в коридоре толпа народу набежала, старушку отвели к ней в комнату, женщины вокруг нее суетятся, а она все на нас оглядывается, пальцем тычет и опять про каких-то повешенных мужиков бормочет. А тут дверь сквозняком захлопнуло, и мы увидели, как один распятый Христос на нас смотрит с двери, а другой - из зеркала. Не то чтобы я изобразил Христа как живого... я хотел сказать, так уж реалистично, но в едва освещенном коридоре выглядел он впечатляюще. А еще и в зеркале напротив... В общем, хорошо, что, кроме нас, в коридоре больше никого в этот момент не оказалось.

– И какова судьба распятого Христа?
– отсмеявшись, спросил Саша.

– Пока Вовка искал какую-нибудь бумагу и кнопки, остальные столпились, загораживая собой открытую дверь. Ну а на следующий день мы с Вовкой купили краску и покрасили ее, поскольку она была вся облупленная и оттиралась очень плохо.

– А почему, собственно, "пьяные рожи"?
– вспомнила вдруг Александра.
– Вы что, так много пили?

– Не больше, чем другие студенты, - уклонился от прямого ответа Олег Сергеевич.
– Что касается моего шедевра, то его я создавал, вообще будучи абсолютно трезвым, так что потом, когда мы уже снова вернулись к...

Тут произошла небольшая заминка, которую Саша и Александра, весело переглянувшись, предпочли "не заметить".

– ...к прерванному занятию, мы бурно обсуждали эти инсинуации.

– Ах да, совсем забыла!
– воскликнула Александра.
– Саша, вы едете вечером к Ангелине?

– Честно говоря, не знаю, Сашка. Марина что-то такое говорила мне, но, думаю, в основном это будет зависеть от нее. А что?

– Если поедете на машине, прихватите меня, пожалуйста.
– В данный момент Александра предпочла умолчать о том, что Ангелина также ждет и ее маму.

– Если поедем, то прихватим. Ладно, мне пора.

– Думаю, и мне пора. Спасибо за кофе, Александра.
– Уже собираясь встать из-за стола, Олег Сергеевич спросил: - Слушайте, ребята, а почему у вас одинаковые имена? Это как-то не очень удобно в употреблении, когда вы вместе.

– Ну, все-таки не совсем одинаковые, - возразила Александра.
– Сашу назвали в честь нашего прадедушки Александром. А меня в честь маминой любимой куклы Сашенькой.

– И потому ты предпочитаешь, чтобы тебя называли Александрой?

– Мне нравится, когда меня называют Александрой. Я ведь уже говорила. А маме с детства очень нравилось имя Сашенька, поэтому сначала она назвала так любимую куклу, а потом меня, что, если подумать, является поступками почти равноценными. Кстати, Сашенькой меня тоже называют, и я ничего не имею против, но это не для всех. А мама, между прочим, заранее предупреждала, что когда вырастет, и у нее родится дочка, она назовет ее только Сашенькой и никак иначе. Правда, ей было тогда десять лет, и никто ее заявления всерьез не принял. И напрасно.