– Подозреваю, что ты по-прежнему питаешь надежды на красивый роман с букетами. А для меня ухаживания - штука настолько непривычная, что я не узнаю их, даже столкнувшись нос к носу. Учти.

– Уже столкнулся, - смеется Рау.
– Сожалею, если мое галантное внимание тебе неуютно.

На меня неожиданно накатывает желание высказаться начистоту.
– Знаешь, Хенн, во мне борются сейчас два искушения: одно - послать тебя к черту с этой сомнительной идеей, другое - самому вручить тебе букет попышней, чтобы ты не тратил время на подобные глупости.

– Гм?
– с интересом осведомляется гем, и даже глаза у него загораются.
– Не удивишься, если я скажу, что предпочитаю второй вариант?

И я, если честно, - тоже.

***

Мы обходимся по простому, без ботаники и оперы, - то есть цветов и серенад. Майор настаивает на том, чтобы пойти ко мне, и я соглашаюсь, рассудив, что безопасней показать Рау мою бедную квартирку, чем самому в роскошной гостинице рискнуть попасться на глаза остальным из его компании. Конечно, в недорогом спальном секторе, где я снимаю жилье, цет в раскраске - нечастый гость, но время уже позднее, и я надеюсь, что любопытных глаз вокруг не слишком много.

В крошечной неромантичной прихожей в пару квадратных метров - встроенный шкаф, уходящая в пазы дверь санитарного отсека и проход в комнату, с кухонным уголком за низкой стойкой, - Рау меня целует, потянув на себя и прижавшись лопатками к входной двери. Целоваться он умеет мастерски, почти артистично, и куда как лучше Иллуми, если подобное сравнение еще способно посетить мою голову. Симпатичный, совершенно посторонний мне тип, вкусно пахнущий хорошей выпивкой и давно ко мне подкатывавшийся. А почему бы нет? Мир не опрокинулся. А я не давал обета уйти в монастырь.

Я один уже скоро месяц. Долгий перерыв после счастливой телесной сытости. Месяц ожидания, надежды, разочарования, вынужденного целомудрия и непрошеных эротических снов, приносящих горечь вместе с возбуждением. А тут мужчина, гладкий, искусный и безусловно меня желающий, да еще как раз тот, которому я обязан спасением собственной шкуры. Мы, грузчики, люди простые. А они, цетские лорды, - соблазнительные и совершенно без комплексов.

Надувная кровать чуть пружинит, принимая двойной вес. И даже не надо объяснять холеному, сладко пахнущему, красивому парню, чтобы тот раздвинул колени. Прикусив губу, Хенн всем телом подается вверх, прогибая спину, едва ли не пришпоривая меня скрещенными за поясницей ногами.

– Ощущаешь мои достоинства... сероглазый?

– Еще бы, - выдыхаю, с наслаждением вколачиваясь в податливое и горячее, - замечательно даешь. Наглядно. Словно тебя специально для этого сделали, а потом долго учили... всем полком.

– Преувеличиваешь, милый, - оскаливаясь в улыбке, сообщает он.
– Всего-то ротой.

Стискиваю его бедра так, что на бледной коже должны потом оставаться следы моих пальцев, и доказываю дьявольски соблазнительному созданию, врагу, военному разведчику, цету проклятому, что я - его мужчина и это замечательно. Рау вьется и вскрикивает, закусывает собственные пальцы, словно чувствуя приближающийся миг потери всяческого контроля и не желая выглядеть неизящно. Есть ли что-то более возбуждающее, чем эта точно отмеренная доза мужской беспомощности?

Он выгибается - гибкий, похожий больше на животное странной получеловечьей породы, чем на обычного мужчину, пусть даже со всеми цетагандийскими эстетическими изысками. И ногти, впивающиеся в плечо, впечатление лишь усиливают, как и низкое долгое мурлыканье, доносящееся до меня сквозь гул крови. И вправду создан для подобного времяпровождения, сам это понимает и такой судьбе рад.

– Давай, барраярец, - шепчет он, кусая губы.
– Не медли.

Я не медлю, - напротив, не могу затормозить, подлетая на полной скорости к финишу. Вспышка, и я получаю свое, в эту секунду искренне не понимая, какого черта я устроил себе период воздержания.

– Хорош, - признаюсь я, тяжело дыша и буквально растекаясь после впечатляющего финала по кровати и по распластанному подо мною телу.

Пальцы, стиснувшие мое плечо, медленно разжимаются, и мокрый с ног до головы Рау прерывисто вздыхает и закрывает глаза.

– Рад, - соглашается он расслабленно.
– Комплименты сразу после того, как - дорогого стоят.

Но тратить поздний вечер на сон Рау все же отказывается, со смешком требуя у меня положенной нежности, заботы и чашку кофе - хотя бы растворимой дряни. Крепкий напиток действительно бодрит, а еще придает ощущение некоей нереальности. День или ночь, неясно, - на станции разница условна, - незнакомое место, не тот мужчина в постели рядом со мной, а старые привычки так и норовят всплыть на поверхность, окончательно меня запутывая.

Рау садится на постели с кружкой, скрестив ноги.
– Тебе стимулятор добавить?
– интересуется он, дотягиваясь до сброшенной на пол накидки и выуживая оттуда упаковку ампул.

– Что, так и носишь это добро с собою, чтобы время на сон не тратить?
– невольно любопытствую я.

– Именно так, - Рау кивает, допивает кофе залпом, потом вытягивается рядом со мной и без лишнего стеснения закидывает руку на грудь.
– Я собираюсь с толком провести оставшиеся нам часы за исследованием, хм, межкультурных различий.