– Два месяца вплоть до гибели полковника Эйри, - отзывается капитан.

– Я думал, моему брату прислуживали слуги-цеты, - объясняю свое удивление, получая в ответ короткую нравоучительную лекцию о тяготах войны. А был бы у Хисоки личный слуга, как того требует этикет, - может, и не случилось бы всей этой истории.

– А как решалось, кто из барраярцев будет прислуживать в доме?
– осененный внезапной идеей, интересуюсь.

– Досье Форберга, - совершенно будничным тоном отвечает Торем, и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы выразить свое нетерпение вслух, - свидетельствует, что выбор денщика был личным делом полковника Эйри. Вообще занятный документ, это досье.

Мог бы и не упоминать - я без того на взводе, как пойнтер, учуявший дичь.

– Он долго воевал, - излагает Торем, - округляя грубо, около десяти лет, обычное дело для их дикой касты. Поступил в лагерь примерно полгода назад, зарегистрирован как участник вооруженных формирований, - продолжает капитан, пролистывая на комме страницы. Полного доступа к досье он мне не дает. Не положено, видимо.
– Назвал личный номер... осколочное ранение... ну, это вы и сами знаете.

– То есть он не кадровый военный?
– изумившись, уточняю я. Держится Форберг… вполне по-офицерски, следует это признать.
– Партизан и повстанец?

– На Барраяре эти понятия трудноразличимы, - разъясняет мое недоумение Торем.
– Например, генерал, получивший от их императора - представляете, глава этих варваров тоже называет себя императором!
– полномочия главнокомандующего, большую часть времени воевал с нами именно из лесов и пещер...

– И этот дикий повстанец снимал с моего брата сапоги?
– невольно улыбаюсь.

– Скорее всего, - кивает Торем.
– Сапоги, уборка в доме, бегать по мелким поручениям... нет, последнее вряд ли, с его дефектом. Интересно. Написано, что на Форберга было наложено серьезное дисциплинарное взыскание непосредственно перед тем, как его перевели в денщики.

Да, я вообще с трудом представляю себе способ заставить его подчиняться приказам, кроме угрозы неминуемого наказания.

– Есть еще один нюанс, лорд Эйри, - под завершение беседы замечает Торем. Что-то в его тоне настораживает слух.
– Этот барраярец не был первым, кого полковник брал к себе в качестве денщика.

– А которым по счету?
– уточняю я, с трудом укладывая в голове услышанное. Шокирующая новость. Но, возможно, на войне нет ничего ненормального в подобных действиях?

– Пятым или шестым, - вежливо чуть улыбается Торем.
– Предыдущие экземпляры были несколько моложе, держались у него до полугода, после чего... погодите, посмотрю. Да, двоим было оформлено освобождение, еще троим... нет, четверым перевод в другое место заключения.

На сей раз я надолго лишаюсь дара речи. Не то, пожалуй, наговорил бы лишнего. Спасибо генотипу и должному воспитанию за умение контролировать мимику. Но все же: правильно ли я понял смысл этой полуулыбки? Или мои мысли грязны?

– Я не делаю предположений, - правильно понимает мое молчание Торем, подтверждая невысказанные подозрения.
– Скажу лишь, что караульная служба - вещь скучная.

Все складывается как нельзя хуже: Хисока действительно был падок на то, чтобы развеять скуку любыми путями. И если здесь он не позволял себе выдаваться за пределы общепринятых развлечений, то это, очевидно, следствие богатого выбора, только и всего.

– В этом барраярце было нечто особенное?
– цепляюсь я за соломинку. В конце концов, супружества добился только этот экземпляр...

– Разве что возраст, - пожимает плечами Торем.
– Но отнюдь не в его пользу. Около тридцати, по их меркам уже далеко не юный.

Попытки соотнести "тридцать лет" и "не юный" завершаются предсказуемым провалом; впрочем, дикие гены живут короткой жизнью. Но не настолько короткой, чтобы эта конкретная проблема в скором времени перестала обременять дом.

– ... но он офицер и тамошний дворянин, - размышляет вслух центурий-капитан, - быть может, это имело для полковника какое-то значение?

Для моего брата? Смешно. Барраярская "аристократия" ничем не отличается от низших классов, ведь дикие генотипы по сути своей одинаковы. И все же часть дикарей считает себя достойной большей власти. Впрочем, даже им может быть не чуждо желание не смешивать свою кровь с простонародьем.

– Я считал, что его прибытие на Цетаганду утверждено и одобрено вашим же ведомством в неизвестных мне целях.
– признаюсь я, наконец, - И что смерть брата нужна для того, чтобы этот брак не мог быть расторгнут.