Закончив речь, я сразу понял, на чью сторону им хотелось встать. Но они все еще боялись.

– Послушайте, – сказал я. – Или вы думаете, небо желает, чтобы женщины правили вечно? Слушайте же, я расскажу, как это началось.

Они примолкли – я знал, как здесь любят повествования.

– Давным-давно, – начал я, – когда первые люди еще делали себе мечи из камня, все мужи были невежественны и жили подобно зверям, собирая дикие ягоды. Они были настолько глупы, что считали женщин волшебницами, сами по себе зачинавшими плод, без участия мужей. Неудивительно, что женщины казались им могущественной силой! Если она скажет мужу «нет», кто потеряет, кроме него? Она, дескать, умеет зачинать от ручья и ветра, а он вовсе ни при чем. Поэтому мужи приползали к ним на животе. Так было до одного дня.

И я рассказал им о муже, первым узнавшим правду. Эта повесть известна каждому эллину, но элевсинцы не слыхали ее, а посему хохотали.

– Но все это было давно, – продолжал я свою речь. – Теперь времена иные. Только этого не скажешь, если поглядеть на кое-кого из вас. Вы цепляетесь за свои страхи, словно они посланы небесами.

И вновь я ощутил, как нечто соединило нас, подобно наполненной кровью пуповине. Сказители говорят, что так является Аполлон. Если ты верно признавал его, он свяжет слушателей золотой нитью, а конец ее вложит в твою руку.

– Есть мера во всем, – говорил я. – Я пришел не для того, чтобы оскорблять богиню – все мы ее дети. Но как нужны и мужчина и женщина, чтобы сделать ребенка, так, чтобы сотворить мир, нужны богини и боги. Матерь Део рождает хлеб, но ее оплодотворяет семя бессмертного бога, а не смертного человека, обреченного на гибель. Вот будет зрелище, если устроить им свадьбу! А почему бы и нет? Бог шествует из Афин в ее родной дом со свадебными факелами, подобающими величию невесты, и предстает перед богиней в ее священном гроте; тем временем оба города поют и пируют.

Я еще не думал ни о чем таком. Мысль эта пришла мне в голову прямо на месте. Я знал, что люди любят знамения; им хотелось бы видеть, как вершится мойра среди смертных мужей. Быть может, потому меня и осенило. В удачный день бог сопутствует человеку; думается, он и надоумил меня. Настало время перемен, и я оказался под рукой. Потом я действительно установил подобный обряд. Точнее говоря, я послал за аэдом, когда-то посетившим Трезен, потому что он казался более пригодным для такого дела, чем кто бы то ни было. Он поговорил со старейшими жрицами, помолился Матери Део, воззвал к Аполлону, прося у бога совета; и новый праздник вышел настолько прекрасным, что никто более не захотел перемен. Сам сказитель говорил, что не сделал ничего лучшего в своей жизни и не будет жалеть, если эта работа окажется последней.

Он был жрецом Аполлона Пеана и, может быть, умел предвидеть судьбу. Старая вера дорога дочерям Ночи, и как бы ни радовались остальные – они перемен не любят. И рука их поразила певца – и меня тоже.

Во Фракии, где он погиб, невзирая на все его старания, продолжают придерживаться старых обычаев. Даже в Элевсине они нелегко отмирают, и тени еще не исчезли. В конце каждого лета можно видеть, как селяне и горожане собираются на склонах холмов и слушают, как пастушки представляют старинные предания о смерти царей.

Но все это было потом. А пока войско, подбрасывая шлемы и размахивая копьями, требовало, чтобы я вел их на город. Посему я вновь поднялся в седло. Спутники окружили меня, элевсинцы отправились следом, распевая пеаны и провозглашая:

– Тесей – наш царь.

Я не сразу поехал ко двору и предпочел нижнюю дорогу, что ведет к пещере и площадке для борьбы.

Все женщины повысыпали наружу расспросить мужчин; склоны начали наполняться народом, как было в тот день, когда я приехал в Элевсин. Я призвал к себе двоих знатных мужей и сказал им:

– Передайте царице мой приказ явиться сюда. Пусть придет сама, если согласится; если же нет – приведите силой.

Оба отправились. Наверху лестницы их остановили какие-то жрицы. Будь я постарше, то сообразил бы, что двоих для этого мало. Я послал еще четверых, чтобы поддерживали друг в друге отвагу. Растолкав жриц, они вошли внутрь, и я принялся ждать. И тут только понял, почему выбрал для встречи именно это место: я хотел видеть, как она спускается вниз по ступеням. Так шел ко мне Керкион, так спускался к нему прежний царь, так несчетные годы ступал по ним муж в расцвете сил – словно птица, завороженная змеей, чтобы бороться и умереть.

Вскоре я увидел посланцев, они возвращались без нее. Я рассердился: теперь мне придется подниматься вверх и люди пропустят зрелище. Но когда мужи подошли ближе, я заметил, что они бледны. Старший сказал мне:

– Тесей, она умирает. Принести ее сюда как она есть или не нужно?

Я услыхал, как голоса вокруг передавали весть дальше – словно звук скамей, которые тащат по полу пустого зала.

– Умирает? – удивился я. – Она заболела? А может, кто-то ранил ее? Или она сама наложила на себя руки?