Но все наши планы рухнули.

За завтраком Миша сказал дяде Володе:

— Поеду сегодня в Большие Катки, Владимир Антонович, десятичасовым автобусом.

— Зачем?

— Надо кое-что из продуктов купить. Здесь, в сельмаге, сухофруктов, например, нет хороших, какао.

— Давно пора!

Мы с Сашкой переглянулись. Все понятно! Миша хочет увезти золотую гривну в Большие Катки. А там куда?

Опять побежали в кусты, на совет. Сашка настаивал, чтобы и нам поехать. Попроситься на попутную и ждать в Больших Катках на автобусной остановке. Увидим Мишу — и за ним, за ним, пока все до конца не выясним.

Я колебался.

— Может, лучше все-таки сказать дяде Володе? Он вызовет милицию, и Мишу арестуют.

— Много ты понимаешь! Важно выяснить, кому он хочет ее передать. И поймать с поличным. С гривной в кармане.

Долго уговаривать меня не пришлось. Двинули с Сашкой напрямик через поле к совхозной столовой. Туда часто подъезжают машины с шоссе.

Разговор у нас не клеился. Сашка шел хмурый, кусал губы. Я знал, о чем он думает.

— Да брось ты расстраиваться! Ничего с ним не будет.

— Посадят, — вздохнул он.

— Все равно выпустят. Вон у Леньки Симонова из нашего, класса в прошлом году не то что дядю — отца арестовали. Подержали неделю и выпустили. Ленька всю неделю пролодырничал, даже в школу не ходил.

— Почему выпустили?

— Не виноват он ни в чем. Настоящие воры наговорили. Он им тащить мешал.

— Вот! Не виноват! А я гривну у дяди сам видел, собственными глазами, — сказал Сашка грустно. — Как ты считаешь, сколько ему дадут?

— Месяц. Два, самое большее. — Мне хотелось Сашку утешить.

— Не думай, мне его не жалко, — стал он меня уверять; но я же все равно видел, что это неправда, что ему жалко, и еще как. — Вот нистолечки не жалко! Раз он… — Сашка хотел сказать «вор», но не смог, запнулся, — раз он так, пусть его посадят. Мне только тетю Марусю жалко. Знаешь, как скучно одной? Особенно, когда зима. Пожалуй, я с ней останусь жить.

Я предложил сразу:

— Хочешь, я буду к тебе приезжать на каникулы? Накоплю денег на билет и приеду.

Сашка благодарно посмотрел на меня:

— Зимой здесь хорошо. Бегай себе по степи на лыжах… Вот только волки.

— Разве есть?

— Зимой иногда попадаются.

Я подумал немного и сказал:

— Еще, может, быть, его и не посадят вовсе. Он не очень виноват. Его Миша запутал, ясно! Он кого угодно запутает… Или выпустят на поруки в крайнем случае…

Нам повезло. Возле столовой стояла грузовичка нашего знакомого шофера. Сам он, мурлыча свою вечную «И тибе, и мине — хорошо», накачивал спущенный скат. Нас он сразу узнал, обрадовался даже:

— Слетайте за водой, хлопцы. Пить охота — помираю! Мы принесли ему холодной воды из колодца, покачали немного скат, пока он пил. А когда, поставив колесо на место, шофер стал заводить мотор, попросили:

— Довезите, пожалуйста, до Больших Катков.

— Что вы, хлопцы, да мне совсем в другую сторону. Вот вечером обратно поеду — тогда с вашим удовольствием.

Но не могли же мы ждать до вечера!

Шофер подбросил нас до шоссе. Там стали голосовать. В Большие Катки шло совсем мало машин, все больше оттуда.

Одна машина, правда, остановилась, но полная, сесть некуда. Водитель другой машины притормозил, проезжая мимо, крикнул сердито:

— Что, балуете? Что балуете? — И дальше.

Вероятно, он и представить себе не мог, что у таких пацанов, как мы, тоже бывают важные дела.

Зато третьей оказалась машина директора совхоза и за рулем он сам. Мы и мечтать не мечтали ехать в Большие Катки на, «Волге», на мягком заднем сиденье, даже руки не подняли. А вот директор взял да и остановился. Потирая свою бритую голову, спросил:

— Куда собрались?

Я ответил, чтобы не очень врать:

— Большие, Катки посмотреть.

— А обратно как?

— Автобусом. — Я показал ему рубль.

И он без слов взял нас с собой.

Мы смотрели, как несутся мимо телеграфные столбы, как позади остаются грузовые машины, которые нас не посадили, и тихо радовались, боясь лишний раз напомнить о себе — вдруг директор почему-то передумает и высадит на дорогу?

Он первый начал с нами разговаривать. Спросил Сашку: