В середине декабря Мэрилин и Наташа поехали в Тихуану, чтобы походить по магазинам. Джонни и его секретарь уехали на выходные в Палм-Спрингс. Там у него произошел сердечный приступ, и на санитарной машине его отвезли обратно в Лос-Анджелес. Мэрилин постаралась как можно быстрее вернуться в город. Племянник Джонни, Норман Брокоу, также представлявший ее интересы в агентстве Уильяма Морриса, вместе с Мэрилин приехал в больницу «Ливанские кедры» (теперь Медицинский центр «Синайские кедры»), но к тому времени, когда они добрались до больницы, Джонни был уже мертв. Ей сказали, что перед кончиной он выкрикнул: «Мэрилин! Мэрилин!»

Больничный персонал позволил Мэрилин и Норману войти в палату Джонни, где на кровати лежало его тело, накрытое белой простыней. Мэрилин казалась убитой горем. Пошатываясь, она подошла к кровати и очень медленно приподняла простыню с лица Джонни. Джонни когда-то сказал ей, что, если он умрет, ей надо только обнять его и он снова вернется к жизни, только ради нее. Пристально глядя на его мертвое тело, она заплакала. Слезы сожаления и горя полились по ее лицу, и она вскрикнула: «Джонни, я любила тебя. Пожалуйста, знай, я действительно любила тебя».

Примечания

1. И снова позволим Джеймсу Хаспиду составить другой классический образ Монро. Он рассказывает, что за восемь лет знакомства с ней он никогда не видел Мэрилин пьяной, даже подвыпившей. Лишь однажды он показал ей сделанную им фотографию, на которой видно, что она явно перебрала. Он отдал ей снимок и сказал: «Это было снято в лифте в доме Марлен Дитрих. Ты здесь на высоте». Не моргнув глазом, Мэрилин взглянула на него с наивным видом и спросила: «И на каком я была этаже?»

Самоубийство из-за Джонни?

Похороны Джонни Хайда проходили чрезвычайно тяжело; его бывшая жена отказалась разрешить Мэрилин Монро прийти проводить его. «Они думали, что я буду отвратительно вести себя», — вспоминала позднее Мэрилин. Рассказывали, что Мэрилин и Наташа Лайтесс переоделись в форму прислуги, чтобы смешаться с похоронной процессией. Прощание происходило в доме Джонни на Норт-Палм-Драйв. Элиа Казан пустил слух, что Мэрилин ворвалась в дом в ночь перед похоронами и до утра стояла возле гроба Джонни. Позже в газетах напечатали, что на следующий день, на похоронах, она бросилась на гроб, и ее пришлось стаскивать с него, в то время как она брыкалась и громко рыдала. Начало этим слухам положила сама Мэрилин в своей книге: «Я бросилась на гроб и зарыдала. Мне хотелось умереть вместе с ним». Однако никто не помнит, чтобы на похоронах произошло нечто подобное. Скорее всего, Мэрилин незаметно присутствовала на панихиде в Мемориальном парке Форест-Лаун.

После панихиды Мэрилин в течение многих часов оставалась на могиле Джонни, одна, наедине со своими мыслями и воспоминаниями. Она оставалась там так долго, что солнце село и кладбищенский служащий попросил ее уйти. И если верить рассказу Нормы Винтер, это чистая правда.

Она не любила его и отлично понимала это. Она не хотела обманывать его, но не знала, как удержать его в своей жизни — и, естественно, не потерять его помощь, — не имея с ним секса. Позднее она признавалась: «Мне кажется, я в какой-то мере все же обманывала его». Однако она была с ним настолько близка, что чувствовала, что никто не знал его так, как она. «Никто не знает истинную глубину наших отношений, — скажет она позднее одному из своих самых близких друзей. — Когда вас двое в постели и ваши руки переплетаются в объятиях, в комнате темно, и вы кладете голову ему на грудь и слышите, как бьется его сердце — вот тогда вы действительно знаете этого человека. Когда его сердце начинает сильнее биться ради вас, вот тогда вы по-настоящему знаете его».

«Если бы я не встретилась с ним, он бы продолжал одиноко жить в своей семье, — сказала обезумевшая от горя Мэрилин Наташе. — А теперь я осталась одна».

«Ты не одна, — сказала Наташа, крепко обнимая ее. — Я с тобой, Мэрилин. Я с тобой».

«Я не прекращая говорила ей: «Ты не одинока», — вспоминала Наташа позднее, — потому что мне показалось, что она может покончить с собой».

«Я не видел ее некоторое время, — рассказывал ее сосед Джерри Эйдельман, — и вот я столкнулся с нею у гастронома. Это, должно быть, было через день-два после похорон. Она покупала препараты для уборки. Я помню, что на ней были надеты желтые слаксы и бело-желтый свитер из ангорки. Ее волосы были стянуты в хвостик, а глаза закрывали очки в толстой роговой оправе. «Убираешься?» — спросил я ее. Она попыталась улыбнуться и сказала: «Нет, я не убираюсь, Джерри. Просто тут кое-кому надо убраться. Но для нее это дорого, так что я покупаю эти средства для нее». Затем она сказала: «Мне нужно заниматься делами. Вы слышали о Джонни Хайде?» Я ответил, что да, слышал. Она сказала: «Это ужасно. Я не знаю, как мне пережить это. И проблемы с моей матерью тоже сводят меня с ума». Я спросил, в чем дело, и она ответила, что ее мать ушла из дома и вышла замуж за какого-то мелкого вора, и она волнуется за нее. Она сказала, что подумывает поехать, найти ее и спасти от ее мужа. Я сказал: «Мэрилин, ты не можешь сделать этого. Или, по крайней мере, одна не можешь. Давай я поеду с тобой. Мы найдем ее вместе». Она сказала: «Не думаю, что я могу показать тебе или кому-то еще мою мать. Ты не знаешь, что нам — мне и моей сестре — пришлось пережить с ней. Она очень больна». Затем произошло то, что я считаю одним из величайших эпизодов игры Мэрилин Монро: она драматично положила руку на лоб, замерла на мгновение и прошептала: «Мне очень жаль, но мне надо идти». Затем она выбежала из магазина, оставив свою тележку.

Я заплатил за ее покупки, повез их к ее дому и постучал в дверь. Она открыла. Выглядела она ужасно. Она плакала и была очень бледна. «Вот твои препараты для уборки, — сказал я ей. — Ты их забыла». Она безучастно посмотрела на меня и спросила: «Какие такие препараты?» Я ответил: «30 минут назад, Мэрилин, в гастрономе, ты помнишь?» Она выглядела совершенно потерянной. «Ну да, препараты для уборки», — сказала она. Затем она взяла у меня пакет, не поблагодарив и не сказав ничего, повернулась и закрыла дверь. Это было очень странно и сильно сбило меня с толку».

Спустя несколько дней после похорон Джонни Наташа возвратилась домой с работы на студии и нашла Мэрилин в спальне. Она была холодной, со впавшими щеками и бледной кожей. Испугавшись, Наташа бросилась к ней и открыла ей рот. Во рту было полно полурастворившихся таблеток. Наташа смогла привести Мэрилин в чувство. В качестве объяснения Мэрилин сказала, что она приняла несколько порошков снотворного, которое купила без рецепта у Швабса, и заснула прежде, чем смогла запить их. Наташа сочла подобный сценарий настолько маловероятным, что ни на минуту не поверила ей. «Она чувствовала себя презренной, жалкой и ничтожной, — позднее вспоминала Наташа. — Она чувствовала вину за сердечный приступ Хайда. Ей казалось, что, если бы он не любил ее так и не заботился о ней, он прожил бы дольше...»