Спустя несколько дней, утром пятого июля мы были в дороге и находились за сто двадцать миль от Белдорфа. Планшетник, на который я получал звук с прослушки в машине Бакли, внезапно «проснулся» и мы стали внимательно слушать. Сначала наш враг и его подручный просто болтали о том, о сем, но затем разговор принял опасный оборот:

— «Их машина выехала из Грейхолла», — сказал Бакли, — «езжай за ними, но так, чтобы они не заметили слежки», — приказал он Мюллеру, который сидел за рулем.

Через короткое время последовал приказ:

— «Обгони их, Курт, я знаю куда они направляются, надо опередить Греев на несколько минут».

Следующие четверть часа из планшетника звучал голос Бакли, который поторапливал Мюллера:

— «Что ты тащишься, как черепаха, дави на газ!», — в ответ слуга что-то оправдательно мычал, после чего слышался вой двигателя, увеличивающего обороты.

— «Поворачивай на эту лесную дорогу, проедь метров сто и остановись там, а я выйду здесь, на развилке, и остановлю машину Греев. Постараюсь уговорить их свернуть на лесной проселок, скажу им, что водитель гелендвагена, виднеющегося вдалеке на тропе, потерял сознание и ему нужна помощь. Для пущей убедительности растянись на траве возле машины — сыграй жертву инфаркта!», — Бакли ядовито рассмеялся, а Мюллер захихикал в ответ.

Стало понятно что происходит, ведь нам было известно о редких растениях, которыми занимается семья Грей — твоя семья, Энни...

Марк взглянул на меня сочувственно и снова отвел глаза в сторону, продолжив рассказ:

— И хотя мы были далеко от Белдорфа, но все же решили поспешить на выручку твоим родителям. В тот момент ягуар вел Альфред, но я сменил его за рулем, так как езжу быстрее. На карте я отследил, где находится электронный жучок, установленный в гелендвагене Бакли, и мы ринулись туда с сумасшедшей скоростью, нарушая все мыслимые правила.

Когда мы нашли твоих родителей, они были мертвы. Их убили прямо в машине — окровавленные тела так и остались сидеть на своих местах...

Марк почти не смотрел на меня все то время, что описывал случившееся. Однако теперь он перестал избегать моего взгляда. В его печальных глазах отразились сожаление и боль. Я не могла произнести ни слова, но слушала, закусив губу так сильно, что почувствовала вкус крови.

— Мы с Альфредом быстро вытащили тела из автомобиля и отнесли на поляну, скрытую от дороги густыми зарослями кустарника. Они были еще совсем теплыми и дядя закричал:

— «Марк, неси скорее саквояж, попробуем спасти этих людей».

Альфред сделал все необходимые процедуры перед оживлением и ввел в кровь твоих родителей состав «Спиритус». Ножевые раны начали затягиваться, но как-то неправильно, медленнее, чем должны были при нормальном оживлении. Кроме того, поверхности ран пенились от выделяющихся пузырьков газа. Нехороший признак. Мы переглянулись, дядя попросил:

— «Посмотри в планшетнике, Марк, в какое время Бакли вышел из гелендвагена у развилки и приказал Мюллеру разыграть представление с мнимым инфарктом на лесной дороге».

Я сделал это и сообщил, что с того момента минуло час и двадцать пять минут. То есть — критические пятьдесят минут плюс еще тридцать пять. Дядя стал рассуждать вслух:

— «Положим, преступники не в тот же миг убили супругов Грей. Бакли должен был остановить их машину, поговорить с ними, убедить свернуть на лесную тропу и проехать по ней до стоящего внедорожника. Но там, скорее всего, нападение произошло немедленно, раз никто из супругов не успел покинуть машину».

Я согласился с Альфредом и сказал:

— «Стало быть, супруги Грей умерли больше часа назад. Мы не можем продолжать оживление!»

Альфред заколебался:

— «Может рискнем?»

— «В случае неудачи, которая наверняка ожидает нас при таком позднем оживлении, мы получим бессмысленные, поврежденные существа — нам придется убить их обоих. Меня не привлекает такая перспектива. Они умерли, дядя, мы опоздали».

Если бы мы собирались закончить процесс оживления, то следовало сделать искусственное дыхание и запустить сердце. Но ничего этого ни я, ни Альфред делать не стали. Под действием «Спиритуса» в телах супругов Грей исчезли все раны и повреждения, но жизнь покинула их навсегда.

Это все, Энни.

В гостиной воцарилась тишина. Я беззвучно плакала — слезы сами собой лились из глаз. В душе нарастало чувство досады:

— «Почему Марк не позволил профессору рискнуть и оживить моих родителей?!»

Когда поток слез иссяк, я так и спросила его, добавив:

— Отчего было не попробовать, терять-то уже нечего...

— Именно этого упрека я и опасался, Энни. Однако существует правило — после пятидесяти минут смерти не оживляем и точка! Поверь, дорогая, это обосновано и проверено много раз. В то время я еще не был влюблен в тебя, даже знаком с тобою не был. Но если бы подобный выбор встал предо мною сейчас, то я поступил бы точно так же, как и тогда, несмотря ни на что.