Обрубков бросил понимающий взгляд на СОБРовцев, даже не прячущих довольные улыбки. Ну, не любили подмосковные менты москвичей, а уж комитетчиков тем более! А те старались сохранить на лицах невозмутимое выражение. Только когда с колесом было закончено, и они уселись в машину, один не выдержал:

– Глупые, однако, шутки у ваших сотрудников!

– А что случилось?
– невинно спросил майор.

– А вы считаете, что колесо само собой спустило?

– Да как вы могли такое подумать?
– Обрубков так посмотрел на них, что только совсем бесчувственный человек мог решить, будто такие глаза могут солгать.
– Неужто наши мужики позволили бы себе такое? Понимаете, бандиты очень уж нас не любят, и все время пакостят, рассыпают вокруг отдела сапожные гвозди. Попадись они мне...

Комитетчик хмыкнул и больше за всю дорогу ни один из них не проронил ни слова. Майор тоже молчал, не горя особым желанием вести с ними беседы. Он даже не стал возмущаться, когда, едва выехали из города, на всех окнах опустились непроницаемые темные шторки и в салоне включился свет. Понимал, что бесполезно. Впереди тоже ничего не было видно, потому что, в отличие от других микроавтобусов, в этом водительский отсек был отделен от салона сплошной стенкой. Майор некоторое время пытался проследить маршрут по поворотам, но водитель так крутил, что он скоро потерял ориентацию.

Все это было очень уж не похоже на недавнюю поездку, когда его возили к седому генералу в штатском, Романову, кажется. Тогда за ним приехал веселый разбитной парень на "Волге" без всяких мигалок и спецномеров и они вполне по-дружески проболтали всю дорогу туда и обратно. Сегодня все было совсем не так.

Путь оказался неблизкий, ехали на приличной скорости почти полтора часа. Несколько раз завывала сирена - водитель-комитетчик расчищал себе дорогу. Наконец скорость снизилась, и через минуту автобус остановился. Впереди послышался звук отъезжающих в сторону металлических ворот, они проехали еще несколько метров и снова остановились. Одновременно с этим поднялись шторки на окнах, и майор увидел, что они стоят в похожем на тамбур квадратном дворе размером примерно двадцать на двадцать метров, огороженном со всех сторон высоченным бетонным забором с большими стальными воротами и маленькими калитками в каждой из четырех стен. Из той калитки, что была впереди по курсу, вышел человек в камуфляже с погонами прапорщика и подошел к дверце водителя, который протянул ему какой-то документ. Прапорщик внимательно рассмотрел его, чуть ли не понюхал, заглянул в салон, и только после этого открыл свои ворота. За ними оказался ограниченный с двух сторон высоким забором узкий бетонированный проезд, через который могла пройти лишь одна машина, и то чуть ли не впритирку.

Еще метров двести по этому крысиному ходу - и снова ворота, снова проверка документов. А вот за этими воротами Обрубкову открылась картина, которую он никак не ожидал увидеть в военном городке. Обширная территория была тщательно ухожена и больше напоминала территорию какого-нибудь процветающего подмосковного санатория. Повсюду фруктовые деревья, клумбы с яркими цветами, асфальтированные дорожки, аккуратные маленькие домики. "Мерседес" подъехал к единственному двухэтажному зданию и остановился на небольшой парковке с несколькими легковыми автомобилями. Неподалеку майор увидел маленький вертолет явно иностранного производства с каплевидной прозрачной кабиной.

Водитель остался в машине, а майор с сопровождающими прошел в здание через двустворчатую застекленную дверь, за которой очередной вахтер, уже с лейтенантскими погонами, снова проверил документы. Даже у Обрубкова он потребовал служебное удостоверение. Майор, конечно, показал его, но не преминул язвительно спросить:

– А если бы я дома его оставил, не пустил бы?

Лейтенант как будто не услышал его, сохранив каменное выражение лица, и Обрубков понял, что шутить с местной публикой - значит зря терять время.

Загудел моторчик и отъехал в сторону блестящий турникет, открывший проход в небольшой вестибюль, в котором удивленный майор увидел двери четырех лифтов. Около каждой двери вместо кнопки вызова были какие-то устройства наподобие таксофонов, только без трубки. Его подвели к крайней справа, один из "хмырей" вставил в прорезь карточку и набрал несколько цифр. Тут Обрубков не выдержал.

– Вы что, на второй этаж на лифте ездите?
– спросил он презрительно. Но на этот раз его даже не удостоили ответом - здесь, у себя дома, комитетчики чувствовали себя хозяевами положения.

Двери раздвинулись. Все трое вошли в кабину, сверкающую чистотой хромированных поверхностей, и комитетчик нажал нижнюю из двух кнопок. И только теперь Обрубков понял, как он ошибся. Внутри все поднялось, сердце подкатилось к горлу, как при затяжном прыжке с парашютом - майору с армейской молодости было хорошо знакомо это чувство. Лифт с огромной скоростью падал вниз, а "хмыри" насмешливо наблюдали за Обрубковым, надеясь увидеть на его лице испуг. Но майор с честью выдержал испытание, чем немало разочаровал своих спутников.

Он пытался представить себе, как глубоко они спустились под землю, но никак не мог проследить за временем, потому что оно растянулось в бесконечность. Наверное, это было очень глубоко.

2

Красная папка с тисненой золотой надписью "К докладу" лежала на средней полке, на самом виду, и сразу бросилась в глаза, как только Василий Андреевич Романов открыл сейф. Генерал заглянул в нее, прочитал первые строки объемистого доклада и... абсолютно ничего не понял. Какая-то галиматья, хотя заголовок свидетельствовал, что именно этот доклад он должен был прочесть недавно на совете безопасности. Какая-то угроза стране, исходящая от найденного в красноярском крае месторождения таинственного и чрезвычайно опасного вещества... Откуда появился непонятный документ? Похоже на глупую шутку... Надо бы выяснить, мелькнула мысль, но сразу ушла, потому что хватало более важных дел. Романов сунул доклад в прожорливую пасть уничтожителя бумаг и навсегда забыл о нем.