Это – Анна, у нас с ней общее дело.

Здравствуйте, – подала она голос. – Я – Анна.

А-а, дело… Здравствуйте, здравствуйте. А я – Чухлинцев Семен Герасимович.

Обед оказался на удивление вкусным. Кажется, старик был способен сотворить с овощами любое чудо, лучше всякого профессионала. После такого сытного и вкусного обеда в кинотеатре на нее навалилась тягучая дремота, в неравной борьбе с которой Анна провела три часа. «Еще не хватало заснуть и свалиться с кресла. Позор какой! – Внутренне усмехнувшись, она вспомнила свою неудавшуюся шутку про места для поцелуев. – Какие тебе еще места для поцелуев! Скоро уж о доме престарелых пора будет думать!»

Из кинотеатра они вышли в роскошную теплую ночь, и Митя как-то неуверенно предложил:

Может, погуляем еще?

Нет, Митя. Тебе завтра к восьми на работу, да и я уже устала. Сегодня был сумасшедший день. Отвези меня в гостиницу, пожалуйста.

По ночному случаю до гостиницы они докатили достаточно быстро. Митя подрулил к парадной лестнице «Европейской».

Ну, пока. Завтра созвонимся. – Он протянул для прощания дощечку ладони. – А послезавтра начинаем нырять.

Пока. – Она чмокнула его в щеку и выпорхнула из машины.

Взяв на стойке ключ от номера, Анна заметила открытые двери лифта и, ускорив шаг, в последний момент успела заскочить в него. Аккуратненько протиснувшись к задней стенке, чтобы не мешать тем, кто выходит раньше, она вдруг уперлась взглядом в вызывающе-наглые глаза соседа-австралийца. Он тут же склонился в почтительном поклоне.

О-о, королева Анна…

Ей хотелось сказать ему что-то дерзкое, обидное, но она не видела его лица, одну лишь блестящую лысину, отражающую свет не хуже окружающих их зеркал. Она смотрелась в эту покорно склоненную перед ней голову, как завороженная, и чувствовала, что ей хочется опять, как тогда, бежать по льняной, пружинящей под ее ногами дорожке, взбирающейся к звездам, и лететь, лететь… И прыгать со звезды на звезду… И этих чудесных, волшебных превращений тоже хочется…

«Черт возьми, я не знаю, чем этот ублюдок меня прошлый раз напичкал, психотропами, нейролептиками или еще какой-нибудь гадостью, но… Но я опять хочу этого. И… и еще… я хочу опять стать свиньей…» – Поняла Анна, облизнув шершавым, высохшим языком почему-то растрескавшиеся губы.

Мелодично тренькнув, лифт остановился и раскрыл двери. Анна повернула голову. В лифте уже никого не было, кроме них с Леймоном. Царственной походкой, горделиво вздернув подбородок, она вышла из лифта и, слегка повернув голову назад, небрежно бросила через плечо австралийскому физику, так и стоящему в лифте в позе смирения и раскаяния:

Я совершенно не хочу есть. Но от чашки хорошего чаю не отказалась бы.

Поутру Леймон оказался самым настоящим воплощением нежности, почтительности и заботливой предупредительности, граничащей с фанатизмом. Едва проснувшуюся Анну уже ждала чашка дымящегося, раскаленного кофе и бокал холодного свежевыжатого сока. Он даже вызвался проводить ее до машины, узнав, что ей придется уехать сейчас по делам. «А он неплохой парень, – подумала Анна, – зря я его так в прошлый раз».

Прошу вас, моя королева… – Леймон вознамерился было раскрыть перед нею тяжелую стеклянную дверь, но его опередил швейцар.

Анна едва сдержалась, чтоб не расхохотаться. Физиономия у бородатого стража ворот стала сердитой и обиженной. Простую учтивость галантного кавалера он воспринял как покушение на свои права.

Кинув:

До вечера, Леймон. – Она выпорхнула на площадку перед входом и уже ступила на верхнюю ступеньку лестницы, когда он окликнул ее.

О, королева Анна! Одну минуточку.

Замерев на месте, она повернулась к нему:

Да?

Одну минуточку, моя королева. – Подойдя к ней, он положил одну руку на плечо и слегка развернул Анну в сторону, а второй указал в этом направлении. – Обратите внимание, моя королева, какое замечательно красивое здание.

Анна упорно вглядывалась туда, куда указывала рука Леймона, но ничего замечательного там не видела. Коробки, как коробки.

Где же? – раздражаясь, спросила она.

Неожиданный звонкий грохот бьющегося стекла заставил ее, дернувшись от испуга, обернуться назад. Огромная стеклянная дверь, только что распахивавшаяся перед нею, грудой мелкого крошева лежала на полу. А рядом, раскрыв от удивления обволосатевший красный рот, стоял ничего не понимающий швейцар. Она посмотрела внутрь холла и увидела, что к ним бегут люди в гостиничной униформе. Один из них как будто споткнулся метрах в пяти от стеклянной груды, остановился и присел на корточки, вглядываясь в мраморный пол. Не обращая внимания на галдящую вокруг толпу, Анна перебралась через груду битого стекла и подошла к сидящему на корточках человеку, ковыряющему пальцем мраморную плиту. В середине плиты красовалось маленькое круглое отверстие, от которого во все стороны разбегались лучи трещин.

Человек поднял голову, внимательно поглядел на Анну и, непонятно чему улыбаясь, произнес:

Пуля…

Это в меня стреляли, – сцепив челюсти, чтобы не стучать зубами от страха, выдавила из себя она. – У вас есть черный ход?

Человек подал ей руку, и они побежали. Юркнули в зал ресторана, проскочили на кухню, поплутали по каким-то коридорам, переходам, складским помещениям и выскочили на улицу. Взмахом руки человек остановил машину, распахнул перед Анной дверь и пожелал ей:

Удачи тебе, сестренка!