Уважаемый, это не сон.

А что же? – снова закрыв глаза и сладко зевнув, спросил Сосо.

Это не сон, – повторил Пантелеймон. – Просто… Просто вы умираете, уважаемый Сосо.

Как это умираю? – мгновенно проснувшись, возмутился Сосо. – Ты что, черт, совсем сдурел? Мне осталось полшага до намеченной цели, а ты говоришь – умираю? Еще чуть-чуть и я стану последним и самым главным избранником из всех, являвшихся на земле. Избранником, окончательно утвердившим власть Зла над всем миром. Так что ты брось городить чепуху и давай-ка шевелись – спасай меня.

К сожалению, глубокоуважаемый Сосо, ничего уже нельзя сделать. – Как бы сокрушаясь от собственного бессилия, Пантелеймон развел руки в стороны. – Чем-то вы очень сильно обидели ваших друзей. Очень сильное средство. Ничем остановить нельзя. – Пояснил он. – Вам осталось два-три часа, не больше.

Какие еще друзья? У избранника не может быть друзей, – отчитал зарвавшегося черта Сосо. – Кто это сделал? Нет… Это невозможно. Никто бы не осмелился.

Но вы же сами сказали: иди помогай Лаврентию, – с грустной улыбкой ответил ему Пантелеймон.

Ты-ы?! Ты помог Лаврентию это сделать? Но зачем? – Удивление было самым сильным из чувств, которые в этот момент испытывал Сосо.

Глубокоуважаемый Сосо, меня лично, – Пантелеймон картинно прижал обе руки к груди, – вполне устраивает и Россия. Так замечательно у нас получилось с этим контрактом… – Тут он, сладко причмокнув губами, мечтательно воздел глаза горе. – Вы, действительно, самый лучший, самый замечательный из всех избранников. Так вы все здорово устроили… А весь мир… Ох, уважаемый Сосо… Как-то я к этому еще не готов. И так мотаюсь целыми сутками. Весь в запарке… Наверное, время еще не пришло.

Я всегда знал, что ты лентяй и бездарь, – с горечью в голосе сказал Сосо. – Жаль, не было у меня возможности с твоим руководством пообщаться.

А я и есть руководство. Вернее, часть руководства. Вы же знаете, у нас коллективное руководство. Да пообщаетесь еще, – добродушно улыбаясь, заверил его Пантелеймон.

Коллективное, говоришь? Проходили мы и коллективное… – нехорошо улыбнулся ему в ответ Сосо. – Посмотрим, что там у вас за коллектив.

Да, – охотно поддержал его Пантелеймон, – еще пару часиков помучаете ваше бренное старое тело, и айда со мной на волю.

А вот это ты врешь, приятель, – уверенно возразил Сосо. – Парой часиков ты не обойдешься. Я еще поборюсь за жизнь. Мне дела свои охота закончить. – Он прикрыл глаза, не желая больше дискутировать с глупым, ленивым чертом, оказавшимся на поверку еще и предателем.

Он, видимо, заснул, потому что снилась ему мать. И приснилась она не старухой, а молодой, тридцатилетней женщиной. Она пришла и встала в противоположном от Пантелеймона углу, вся в черном, неподвижная, как изваяние. И только губы ее шевелились, когда роняла она скупые, горькие слова. Она говорила с Сосо по-русски, хотя никогда не была в нем сильна:

Зачем ты не послушал меня, сынок?

Я большой человек, мама, меня все боятся.

Зачем человеку, чтобы его боялись? Человеку надо, чтобы его любили.

Меня любят, мама. Сотни миллионов, миллиарды, мама.

Человеку не надо, чтобы его любили эти твои мили… мирили… Человеку надо, чтобы его любили жена и дети, внуки и родственники, чтобы уважали соседи и друзья. Посмотри, ты умираешь, и никто не пришел к тебе, кроме этого рыжего черта. Никто не позвал к тебе врача, никто не заплакал у твоей постели… А сам ты лежишь на холодном полу… Зачем ты не послушал меня, Сосело?

Я избранник, мама. Я должен был исполнить миссию.

Лучше бы ты стал священником…

За дверью раздался топот сапог охранника, и Сосо тут же проснулся. Мать исчезла так же внезапно, как и появилась. Сосо из последних сил поднял руку, призывая к себе, и хотел громко крикнуть: «Эй, на помощь! Скорее вызови врача! Я умираю!», – но у него из горла вырвалось только сдавленное:

Э-э-э…

Охранник, увидев его лежащим на полу босого, в одном нижнем белье, испуганно завопил:

А-а… Това-а-а… Ох, черт… – Он метнулся к Сосо, склонился над ним, пытаясь разобрать не сказанные им слова, но тут же сорвался с места и, громко топая сапогами, умчался по коридору.

Через пару минут он вернулся в сопровождении еще двух охранников. Они подняли Сосо с пола, уложили на диван, укрыв одеялом, и снова выбежали из комнаты.

Болваны! Чего бегают?! Чего суетятся?! – в сердцах воскликнул Сосо, обращаясь к Пантелеймону. – Врача надо звать, а не бегать…

Они побежали звонить начальству. Вы сами отучили их проявлять инициативу, – усмехнулся Пантелеймон. – А начальство торопиться не будет. Не в его интересах…

Негодяи! – возмутился Сосо. – Жаль, не передушил их раньше.