Второй раз за сегодняшний день у Карахафра открылся рот.

– Ага! – зловеще усмехнулся главный инспектор.

"Он отомстил за хозяина, а не за служанку!" – молнией пронеслось в голове помощника старшего писца.

– Тюремный сторож прислал записку с какимто мальчишкой! – похоже, угли начальственного гнева вновь стали разгораться. – Поставили сопляка охранять узников! Ты о чем думал, безглазый варан!?

И хотя седак не имел никакого отношения к назначению тюремщика, он вновь промолчал, стойко выдерживая ураган несправедливых упреков.

– Сегодня утром этот шакалий помет пошел кормить колдуна, а тот молчит! – обычно сдержанный в выражениях Судья людей ругался как пьяный матрос. – Тогда этот недоумок, пропивший собственный циир, открыл дверь, посветил факелом…

– О великие боги, господин! – вскричал побледневший Карахафр. – Так сторож узнал о его смерти только сегодня утром?

Ошарашенный его наглостью, хозяин кабинета кивнул:

– Я послал помощника, выяснить в чем дело. Он пришел и рассказал мне все подробности. Тусет лежал в углу с посиневшим лицом, как будто его задушили.

– Но как же мог чужак узнать об этом еще ночью?

Только тут до главного инспектора дошел смысл вопроса. Он выпрямился в кресле, вздернул голову, стараясь придать своему лицу обычное надменное выражение, но кожа на щеках немного побледнела.

– Ты думаешь, это месть за убийство колдуна?

– Не знаю, господин, – отвел глаза седак. – Но уж очень похоже. Мы его почти тридцать дней ловим. И за это время он убил только старого Небубиса, после того как тот стал издеваться над Тусетом. А тут сразу трое. Почему?

Прежде чем хозяин кабинета успел чтото сказать, в дверь настойчиво постучали.

– Кто смеет мешать важному разговору!? – зарычал Раату, бешено вращая глазами.

– Важные новости, господин, – послышался знакомый голос старшего мождея.

– Заходи!

Моотфу двумя широкими шагами пересек кабинет и припечатал широкой ладонью к столу квадратный лист папируса. Вздрогнувший от удара главный инспектор откинулся назад, качнувшись на задних ножках кресла.

– Вот! – прошипел стражник.

Куда только делась его самоуверенная веселость и щегольской вид. Пухлые губы плотно сжаты, прищуренные глаза метают молнии, юбка грязная, руки и ноги в пыли.

Хозяин кабинета наклонился вперед.

– Могучий воин Сета. И что?

– А на другой стороне это!

– Молитва Убису и песнь Осирсу, – пробормотал Раату.

– Чужак поминает умершего Тусета, – тихо сказал Карахафр.

– Думаешь, он на самом деле мститель бога? – зарычал старший мождей, бросаясь к седаку.

Помощник старшего писца поднялся и смело встретил бешеный взгляд стражника.

– С каких пор нашим богам понадобилась помощь иноземцев?! – фыркнул Раату. – Этот папирус можно купить в любом храме. А надпись сделал тот, кто ему помогает!

У Карахафра имелось свое мнение по этому поводу, но он счел полезным промолчать. Моотфу крепко сжал кулаки и ударил ими себя в грудь.

– Небраа! Где этот жирный помет осла и собаки? Мы перерыли весь город! Перетрясли пригороды!

– Он мог сбежать по суше? – предположил седак. – Например, уйти пешком в Дельту. Чтобы потом оттуда перебраться в Нидос.

Старший мождей вдруг както сразу успокоился.

– Небраа долго пешком не пройдет. Он слишком толстый и глупый.

– Что же ты никак не поймаешь этого дурака? – ехидно осведомился главный инспектор.

Моотфу обиженно засопел.

– Жить захочет, на карачках поползет! – уверенно заявил седак. – Пока не поздно нужно послать людей перекрыть северные дороги.

– Не нужно, – покачал головой Судья людей. – Беглецов там уже ждут.

– Кто? – встрепенулся старший мождей.

– Солдаты корпуса Моот, – ответил Раату и, наслаждаясь произведенным эффектом, разъяснил: – Я отправил письмо моему другу Джедефгорну в лагерь Абаз. И попросил его выставить посты на всех дорогах к Дельте и задерживать всех подозрительных.

– А разве корпус не ушел в поход вместе с принцем Айхмосом? – удивился Моотфу.

– В лагере осталась пара сотен ветеранов, которым уже тяжело месить песок Банарской пустыни, – сказал главный инспектор. – Пусть старички разомнутся.