– А кого? – вытаращил глаза Белый.

– Вижу! Вижу! Вона! – подскочил смешной антаркт – малорослый, в большой, не по размеру каэшке с подкатанными рукавами.

Сихали сделал пару шагов к иллюминатору и почувствовал мрачное облегчение – не зря он панику разводил!

Тучи над Русской заклубились, прошитые четырьмя раскалёнными иглами. Это были бомбыпенетраторы. Искря сгоравшей термоизоляцией, оставляя малозаметный шлейф, бомбы промелькнули по вертикали, прокололи здания станции и вонзились в нунатак, внедряя сердечники в камень, как нож в арбуз. И взорвались.

Четыре новых холма набухли под станционными сооружениями, стряхивая с себя пластконструкции, вздыбились, рассыпаясь валами битого камня, словно освобождая проход столбам огня и дыма, взметнувшихся вверх.

Четырежды грохнуло, догоняя турболёт тугим сжатием и ощутимо пихая в борт.

Непроглядное облако обломков и пыли стало оседать, заволакивая то место, где стояла станция, и лишь тогда антаркты в салоне выдохнули.

– О господи!.. – глухо сказал ТугаринЗмей.

– Как ты догадался? – спросил Шалыт осипшим голосом.

– Люди поговаривают, что я – ганфайтер, – устало сказал Сихали, присаживаясь на свободное сиденье. – Я никому не верю и постоянно настороже, всегда ожидаю зла и не спешу творить добро. Потому меня до сих пор и не подстрелили…

– Так ведь станция «Сульдэ»… – неуверенно проговорил Белый, – этого… В смысле – того…

Гирин шумно выдохнул.

– По нам работает ОКС, – прогудел он. – Ущучил? Не понял. Объединённая Космическая Эскадра! Эсминцы разные, рейдеры, патрульные крейсера. Не баран начихал!

– Так нельзя же, – воскликнул ктото, – чтоб из космоса – по Земле!

– Вот пойди и скажи им об этом!

– Боже ж ты мой… – протянул Купри. – Да они же так всю АЗО с орбиты перелопатят!

– Тогда мы перелопатим Калифорнию и Южный пояс городов, – холодно сказал Браун. – Верно, Змей?

– А то! – хмыкнул Илья. – А для начала – «Авалон».

– «Вскоре очи сии, ещё отверзаемые, – томно заговорил Юта Хейзел, – не узрят более солнца, но не попусти закрыться оным без благоутробного извещения о моём прощении и блаженстве…»: «Дух или Нравственныя Мысли славнаго Юнга, извлеченныя из нощных его размышлений».

– Молчал бы уж, мыслитель, – проворчал ТугаринЗмей.

Прислушавшись, он полапал себя по карманам и выудил радиофон из нагрудного.

– Алло, – буркнул он. Стереопроекция лишь мерцала – разговор вёлся по приватному каналу. – Добро.

Спрятав радиофон, Харин доложил:

– Океанский патруль на траверзе Долины Райт. [172]

– Отлично! – довольно сказал Тимофей. – Летуны, куда путь держите?

– На юг! – пробасили из пилотской кабины.

– Разворачивай на запад!

– А конкретно? – уточнил бас.

– На «МакМердо»!

Глава 26

ВЕЛИКИЙ ЛЕДЯНОЙ БАРЬЕР [173]

28 декабря, 11 часов 45 минут.

АЗО, Территория Росса. [174]

Турболёт как раз пересекал полуостров Эдуарда VII, оставляя с правого борта мыс Колбек, когда запиликали сразу два «навороченных» служебных радиофона – у командора ОГ и у генрука ТОЗО. Выслушав донесения, они посмотрели друг на друга.

– Что у тебя? – спросил Тимофей.

– Океанская гвардия, – гордо доложил Харин. – Высадилась у Эребуса.

– Сколько их?

– Пятьдесят секций.

– Шестьсот гвардейцев! Отлично…

– А у тебя что? – не выдержал Илья.

– «Грендель» вышел под ледник Росса.

– Уже? – поднял брови Харин.

– Уже, Змей! Шалыт, у кого на борту криогенератор?

Генрук АЗО, сосредоточенно жевавший батончик интегропищи, сделал глотательное движение и выдавил:

– У Марты Вайсс!

– Борт три?

– Сик!

– Скажешь, пусть заворачивает к югу. Поможем Витальичу…

«Батоны» послушно накренились, описывая вираж, и понеслись понад колоссальным ледником Росса – размерами он был чуть меньше Франции.

Весь грузовой отсек турболёта и добрую половину пассажирского салона занимали энергонакопители и энергосборники, питавшие пакетный лазергигаваттник. А вот самый ценный агрегат на борту занимал места не больше, чем худой пассажир, – это был камуфляжный модуль «Тень», стоивший дороже трёх новеньких «батонов». Модуль прикрывал «борт», словно мантиейневидимкой, – никаким локатором его не взять, никакому эсминцу не разглядеть с орбиты, разве что по косвенным признакам. Если бы турболёт попал под дождь или снег, то осадки очертили бы смутный контур летательного аппарата. Однако небо над Территорией Росса было ясным. Лето!