Сергей поднялся на третий этаж, вставил ключ в за­мочную скважину и повернул. Скрипнув, дверь отвори­лась. Знакомый обжитой запах ее дома... Это была ма­логабаритная однокомнатная квартира. В комнате лишь широкая тахта, низкий полированный стол, два кресла и шесть книжных секций. На полу огромный, почти во всю комнату, пушистый ковер. Лена говорила, что это свадебный подарок родителей. На стене две картины, литографии Модильяни, Ренуара, Ван-Гога. Лена увле­калась французской графикой и живописью. В одной из секций у нее были собраны книги по искусству. Она сама немного рисовала, но серьезно к этому не относилась. Все ее рисунки углем и фломастером лежали в большой запыленной папке под тахтой.

Из высокой хрустальной вазы торчали несколько ка­мышовых метелок.

Он снял куртку, пододвинул к столу легкое кресло и вытащил из портфеля бумаги. С некоторых пор он возил рукопись с собой и, когда представлялась возможность, работал. Он научился отключаться от окружающего мира и ничего не замечать вокруг: ни людских голосов, ни шума машин, ни грохочущего динамика над головой. Эта способность отключаться имела и свои отрицатель­ные стороны — Сергей забывался настолько, что опазды­вал на поезд, проезжал мимо своей станции. Иногда нужно было несколько раз окликнуть его, чтобы он на­конец услышал.

За окном шумели машины, негромко дребезжал хо­лодильник на кухне, потом все посторонние звуки куда-то отступили, стерлись... Он даже не услышал, когда щелк­нул замок в двери и пришла Лена. Поставив на стол сумку с продуктами, она сняла пальто, сапожки и вошла в комнату. Секунду с улыбкой смотрела на него. Сер­гей, откинувшись в кресле, уставился в одну точку на стене. Вокруг него на темном ковре валялись исписанные вдоль и поперек, исчирканные листы. В пепельнице гора окурков. Запах табака она почувствовала еще в прихо­жей.

— Здравствуй, Сережа, — сказала она.

Он вскочил, чуть не опрокинув кресло, и она видела, как плеснулась радость в его вмиг преобразившихся, по­светлевших глазах. Наступая на листы своей рукописи, подошел к ней, крепко обнял и поцеловал.

— Я вечность ждал тебя, — сказал он.

— А по-моему, не пришла бы я, ты бы и не заме­тил,— улыбнулась Лена и, опустившись на колени, стала собирать с пола листы, Трое суток прожил Сергей у Лены. В половине вось­мого звонил будильник, и они вставали. Сергей всегда удивлялся, глядя на Лену: она просыпалась сразу, и гла­за ее были чистыми, а лицо — свежим, чуть порозовев­шим со сна. Легко спрыгивала с тахты на пушистый ковер и, набросив халат, скрывалась в ванной. Сергей слышал, как льется из крана вода, хрюкает раковина, звякает на стенной полке стакан. Потом частым летним дождем шумел душ: Лена каждое утро обливалась хо­лодной водой.

Пока Сергей разглядывал потолок —он не любил сразу вставать, — Лена уже хлопотала на кухне: что-то шипело на сковородке, свистел чайник. Вкусные запахи приползали в комнату. Косясь на дверь, Сергей начинал приседать, ложился на ковер и десять раз поднимался и опускался на руках. Он почему-то стеснялся при Лене делать зарядку.

Потом они завтракали, и она уходила. Сергей мыл посуду, подметал пол. Иногда включал пылесос и долго водил щеткой по ковру, по углам комнаты. Все, что можно было починить и отремонтировать, он давно по­чинил и отремонтировал. И когда уже нечем было за­няться, со вздохом садился на тахту и придвигал к себе стол с бумагами.

Заставить себя работать с утра было трудно. Сергей знал, что это пройдет, как только он сосредоточится. Заметив на кресле оставленные Леной капроновые чул­ки, он вставал и прятал их в настенный шкаф. По пути заглядывал в ванну и ощупывал стеклянную полочку над раковиной. Немножко шатается. Шел на кухню, до­ставал из ящика отвертку и прикреплял полку. В ма­ленькой прихожей вдруг обнаруживал неисправный

вы­ключатель: вообще-то он работал, но не так, как нужно, иногда давал осечку. Снова доставал из ящика отвертку и чинил выключатель. Теперь другое дело: работает, как часы! Чуткое ухо улавливало методическое шлепанье ка­пель из крана. Устремлялся на кухню и покрепче закру­чивал кран. Возвращался в комнату и, бросив быстрый взгляд на стол с раскрытой рукописью, начинал внима­тельно разглядывать картины. На одной был изображен сельский пейзаж с белой часовней. Очень хорошо пропи­саны облака и небо. А вот часовенка почему-то, как Пизанская башня, наклонилась в одну сторону. Почти до купола достают вершинами березы. Неплохая картина, с настроением. На второй картине написано лесное озе­ро, камыши и лодка с рыбаком. Чувствуется, что это раннее утро, еще солнце не встало. Рыбаку холодно, и он ежится в своем брезентовом плаще с капюшоном. На озере немного рябит и круглые листы кувшинок встали ребром. Лица рыбака не видно: он отвернулся и смотрит на поплавок.

Наконец Сергей усаживался за стол и начинал рабо­тать. Его тянуло встать и подойти к окну: там какой-то шум, голоса, но он сдерживал себя... Перо бегало по бумаге, зачеркивало слова, целые строки. Когда сверху не оставалось места для правки, он делал вставки. Ино­гда с досадой комкал лист и швырял на пол, затем под­нимал, разглаживал ладонями и начисто переписывал..,

А потом приходила Лена.

И вот все кончилось: нужно возвращаться домой. Это их последний вечер. Лена с ногами забралась в кресло — ее любимая поза — и смотрит на него своими удиви­тельными глазами. Круглые колени почти у самого под­бородка, распущенные волосы струятся за спиной по черному шерстяному свитеру. Мягкий рассеянный свет торшера освещает ее тонкое лицо с яркими припухлыми губами и нежным круглым подбородком.

Сергей молча смотрит на нее, и ему становится груст­но. Вот он сейчас встанет и уйдет... Куда? В дом, кото­рый уже давно стал для него чужим. Да, они с Лилей стали чужими друг для друга. И если до встречи с Ле­ной он обманывал себя, считая, что все обойдется, пере­мелется — мука будет, то теперь твердо знал, что ничего у них с Лилей не выйдет. И неизвестно, кто больше ви­новат в этом. Если вообще кто-либо виноват... Лиля отдалилась, и ее удержать уже было невозможно, да и стоит ли удерживать человека, который все делает для того, чтобы тебе было плохо, неустроенно в твоем доме? ..