– Это вместо наказания им поход?
– высокомерно поинтересовалась Хмура.

– А что?
– оживился Лев Яковлевич.
– Мысль хорошая, интересная. Палатки, снаряжение походное у Николая Николаевича в подсобке лет десять без толку пылятся.

– Да, но… Лев Яковлевич!
– отчаянно запротестовала Светлана, в эту минуту ненавидя Дубова изо всех сил.
– Не могу я!

– Почему?
– удивился директор.

– Я никогда в жизни в походы не ходила!

– Что, ни разу?

– Ни разу. Ничего не знаю, не умею. Даже отдалённого представления о походе у меня нет.

Лев Яковлевич хитренько улыбнулся, заиграв мелкими морщинками:

– Вот и получите представление. На практике. Научитесь кое-чему. Надо же когда-то начинать. Потом ещё и за уши вас от походов не оттянешь. Мы вам в помощь Людмилу Семёновну дадим. Она у нас походница старая, опытная. Людмила Семёновна, вы как?

– Если после экзаменов. И если дежурить меня на выпускном не поставите, - недовольно назвала свои условия Люська. Она-то, в отличие от Светланы, хорошо знала, что идти в поход, тем более после окончания учебного года, ни её, ни Светлану Лев Яковлевич заставить не может.

– Я тоже помогу, - вмешался Дубов.
– Пойду руководителем группы, раз Светлана Аркадьевна у нас новичок.

– Ах, вот как!
– выдохнула Галина Ивановна. При этом было в её интонации нечто многозначительное, намекающее, сразу Светланой уловленное.

Не прозвучи особая интонация в голосе завуча, Светлане бы и не углядеть двусмысленность предложения Дубова. Первоначальная радость от его слов сменилась неловкостью, стыдом, окрасившим щёки.

– Спасибо, - пролепетала она Павлу Николаевичу, не смея поднять на него глаза.

– Да не за что, - легко бросил он в ответ.

Педсовет вскоре завершился. Светлана поторопилась сбежать к себе в кабинет и там закрыться. Не хотелось никого видеть. Даже Люську. Люську, если по правде, особенно. Очень нужно её намёки и подковырки выслушивать, подначки терпеть. Не сейчас. Для панкратовских подначек около двух месяцев остаётся. Одуреть точно успеешь.

*

Идея похода очень тревожила Светлану. О, если бы в студенческие годы! Но не сейчас же начинать, когда без малого тридцать? Рядом с ним, таким всё умеющим, таким всё знающим, показать себя слабой, неумехой, никчёмным человеком? Кто придумал это издевательство? Ах, ну, да ж, он сам, Павел Николаевич, и придумал. Изверг! Для чего ему поход понадобился? Для создания коллектива в её классе или..? Люська бы сказала: или. В самом деле, какой коллектив из седьмого “Б” создать можно? Ну, Витя Рябцев, положим, сгодится. Шурик Ковалёв тоже подойдёт. Он за Рябцевым таскается, как Санчо Панса за Донкихотом. Рушанна, пожалуй. Но ведь кроме них в классе ещё двадцать шесть человек. Всякие Артёмы Тихомировы, Серёжи Николаевы, Маши Цветковы. Тихие троечники, ничего никогда не желающие, от всего отказывающиеся, живущие своей, не пересекающейся со школой жизнью. Самодостаточные дети. Кисель натуральный. Теперь тащи этот непонятный кисель в поход. Ой, а перед ними ведь тоже нельзя себя слабой неумехой показать. Надо хоть теоретически подготовиться. У Павла Николаевича спросить. И ещё у Дрона. Вот кто может многим поделиться. И без всяких насмешек, без тонких понимающих улыбочек.

С Павлом Николаевичем Светлана проконсультировалась. Получила от него целый список необходимых для подготовки похода дел. Например, маршрут похода он составил сам. Но с лесничеством на предмет разрешения ночной стоянки и разжигания костров для приготовления пищи предстояло договариваться ей. Тащить в двухдневный поход примусы Дубов посчитал нерациональным. Нужно было разыскать координаты этого лесничества и телефон. За разрешением тоже было необходимо ехать ей. Люська отмахивалась:

– Не бери в голову. Мы раньше всегда без разрешений от лесничества в походы ходили. Оформим только маршрутный лист как положено.

– Маршрутный лист? А что это такое?

Люська начинала подробно объяснять. Рылась в шкафах в писках старых, сохранившихся с советских времён бланков. Светлана хваталась за голову. Как, разрешение медсестры на каждого участника похода? Со штампом? А разве приказа по школе недостаточно?

– А ты как думала?
– посмеивалась Панкратова.
– Ладно, не дрейфь, Аркадьевна. Документацию я на себя возьму. Ты за это нашу палатку понесёшь. Мне знакомые немецкую палатку одолжили. Она лёгкая, всего полкило весит.

Светлана согласилась, не представляя, что лишние полкило в рюкзаке вещь в походе весьма существенная. К прочим прелестям её начали терзать всякие Рябцевы и Галиуллины, пронюхавшие о походе. Без конца приставали с одними и теми же вопросами. После уроков толклись в кабинете, мешая работать.

Как-то Светлана не выдержала. На одном из занятий с Павликом сорвалась, заплакала. Испуганный Павлик пошёл за матерью. Ольга Александровна увела её на кухню. Налила чаю, расспросила. И тоже надавала много ценных советов. Голова распухла окончательно.

Из всех людей на свете безоговорочно Светлана доверяла одному Дрону. Ей хотелось, чтобы он помог разобраться в ворохе свалившейся на неё информации: что отбросить за ненадобностью, что запомнить накрепко. Как назло, Дрон куда-то пропал. Не подходил к телефону ни утром, ни днём, ни вечером. Светлана дважды звонила его родителям. Никто не брал трубку. Может, случилось что?

До майских праздников оставалось несколько дней. Надо было торопиться. Не то усвищут Дрон со Скворцовым куда-нибудь недели на две. Ещё две недели потом в себя приходить будут. Толку не добьёшься. Светлана решилась и позвонила Лёхе Скворцову, заранее приготовясь выслушивать пакости. Пакости, разумеется, были. Как же без них? Но несколько необычные.