Потом Соня вспомнила про цветы.

— Что, заело?

— Кто заел, кого? — в свою очередь, переспросил я, будто не понимая, на что он намекает.

— Да это я так, между прочим, — ответил Сережа и, многозначительно подмигнув, добавил: — Такие-то, брат, дела. А ты еще говорил: «Рыбалка дороже всего на свете!» Ан, на поверку, не очень-то дороже. Твой Мишка и тот на тебя рукой махнул.

Я ничего не ответил. Не хотелось спорить. Да и вообще я даже не мог понять, как Сережа о таких вещах может говорить в каком-то легкомысленном, шутливом тоне.

Так в этот вечер мы на рыбалку и не пошли.

Да, Сережа оказался более чем прав. С того самого, на всю жизнь памятного мне дня, когда я познакомился с Соней, весь свет в моих глазах совершенно переменился. Теперь время делилось на две части: первая — ожидание, когда я вновь увижу ту, к которой неслись все мои мысли, желания, мечты, и вторая — это счастливейшие часы, проведенные вместе с ней.

Теперь мы четверо — Соня, Тоня, Сережа и я — были почти неразлучны, всюду ходили вместе: и в лес, и на речку, и на старую мельницу к знакомому старичку мельнику пить у него парное молоко со ржаным домашним хлебом.

И вот что удивительно: раньше я молоко просто терпеть не мог. А теперь, глядя, с каким аппетитом пьет его Соня, я вдруг и сам убедился, что оно очень вкусное.

Еще поразительнее было то, что дома у нас молоко по-прежнему вызывало у меня одно отвращение. «Наверное, у мельника какая-то особенная корова», — решил я.

Итак, наша четверка была теперь почти неразлучна. Не берусь говорить за Сережу, вполне ли устраивал его этот неизменный «квартет», но я лично был им вполне доволен. Мне даже в голову не приходило искать уединения с Соней. Даже скажу больше: когда мы случайно ненадолго оставались почему-либо одни, мне становилось как-то неловко, я терялся, не знал, о чем говорить. По-моему, и Соня испытывала то же самое. Да и к чему это уединение — гораздо лучше быть в компании вместе с друзьями и в то же время чувствовать какое-то неуловимое для других душевное общение только с одним-единствеиным человеком.

Как хорошо, например, участвовать в общем разговоре о погоде и вдруг переглянуться с ней, и этим мимолетным взглядом будто сказать друг другу: «Погода-то погодой, но главное ведь не в погоде, главное — в том, что мы вместе…» И еще многое-многое, чего и словами не выскажешь.

Или, играя в салочки вчетвером, будто по молчаливому соглашению ловить только ее одну. Ах! Да на каждом шагу есть что-то особенное, бесконечно важное, милое и прекрасное, когда в компании друзей ты душевно всегда наедине только с одним дорогим тебе человеком.

Помню, как-то в конце лета пошли мы в лес за грибами. Грибов было много, но самые ценные — боровики — попадались не часто. И тут обнаружилось, что Соня при всей своей страсти к собиранию грибов находит их очень плохо.

Зрение у нее было превосходное — мешала живость характера. Соня никак не могла идти тихо, спокойно, внимательно заглядывая под каждый кустик. Сережа, Тоня и я нашли уже, наверное, по десятку молодых крепких боровичков, а Соня всего только один, большой, старый. Да и тот на поверку оказался червивый. Соня с досадой зашвырнула его в кусты.

— Ну, не могу найти, и не нужно, — с невольной обидой в голосе сказала она. И, опустив головку, грустно побрела по дорожке.

Я пришел в полное смятение: как же помочь беде? Я рад был бы отдать ей все свои грибы, но ведь дело не в грибах — дело в том, чтобы Соня их сама нашла. И вдруг меня осенила мысль: какой же я дурак! Как же раньше не догадался!

Я с удвоенной энергией принялся искать грибы, только боровики, другие меня больше не интересовали.

Ага, нашел! Вот он. Да какой пузатый! Я готов был прямо расцеловать его. Грибок, приподнимая прошлогодние листья, выглядывал из-под них, будто хотел сказать: «А вот и я!» Ну, теперь все в порядке. Я быстро вынул из своей корзины один из ранее найденных белых грибов, начал вертеть в руках, а сам кричу:

— Соня, Соня, пойдите сюда, я еще один боровичок нашел!

Соня подбежала:

— Где, где, покажите?

— Да здесь, — говорю, — только, пожалуй, он не один, давайте еще вместе поищем.

Соня принялась искать.

— Вот, вот еще! — радостно закричала она, наткнувшись на тот, который я уже ранее заприметил.

Соня сорвала его и положила в свою корзиночку.

— А говорят, я белые искать не умею, — весело сказала она, — еще всех вас обставлю! Мне только во вкус войти…

И она вошла «во вкус». Я находил гриб, не рвал его, а вытаскивал из корзинки старый, уже сорванный, показывал Соне и предлагал поискать еще. А чтобы облегчить ей поиски, я обычно ставил корзину неподалеку от примеченного гриба.

Это Соню особенно радовало.

Да как же вы вот этот-то не заметили, ведь он почти рядом с корзиной стоял?

— Ну что ж поделать, — с притворной грустью вздыхал я, — зрение не очень хорошее, вот и не вижу их.

Не знаю, понимала ли Соня эту игру или нет, по мне было так хорошо! Хорошо вдвойне: и оттого, что Соня радовалась своим находкам, и оттого, что раньше, когда я был маленьким, точно так же поступала со мной мама. Она тоже при сборе грибов почему-то сразу «теряла зрение».