Осенью 1919 года для нас, ребят, произошло весьма важное событие: из какого-то соседнего городка, не то из Ефремова, не то из Ельца, к нам в Чернь была переведена гимназия, вернее, ее учительский персонал в полном составе.

Вместе с учителями к нам в Чернь приехало и довольно много учащихся. В общем, наша школа, бездействовавшая уже два года, сразу ожила.

Бывший директор гимназии, а теперь директор нашей школы Владимир Михайлович Успенский, устроил общее собрание всей школы и объявил нам, что уроки начнутся на следующий же день и что он очень просит нас всех отнестись к школьным занятиям с полной серьезностью.

— Мы живем теперь в свободной стране, — сказал он, — и на вас, на молодежи, лежит огромная задача — строить новую жизнь. Вы должны быть во всеоружии, а потому должны учиться не как раньше, не за страх, а за совесть. Мы выберем ваших же представителей, организуем учком. Вы сами и будете подтягивать тех, кто по каким-либо причинам этого потребует. Но я уверен, что среди вас таких вовсе не окажется.

Дальше Владимир Михайлович говорил о железной дисциплине, которая должна существовать теперь в новой, трудовой школе.

Мы, ребята, слушали всё это, невольно приуныв. За два года полного безделья в школе мы уже совсем отвыкли от учения и просто не представляли себе, как это мы снова засядем за ежедневные занятия.

Правда, некоторые попытались кое-что «выяснить». Например, как же мы будем заниматься, если даже не ясна программа, да и учебников почти ни у кого нет.

На это Владимир Михайлович ответил, что программа, в основном, вполне ясна. Во всяком случае, по таким предметам, как математика, физика, география, литература, будем проходить курс, как его проходили раньше в гимназии. А если не у всех есть учебники, в этом тоже беды большой нет. Можно собираться группами по нескольку человек.

— Было бы желание! А желание, я уверен, у вас есть, — закончил Владимир Михайлович и еще раз напомнил, что занятия на следующий день начнутся ровно в девять часов и он убедительно просит всех не опаздывать.

— Вот те и свободная трудовая! — огорченно сказал, догнав меня на дороге, Толя Латин. — Ох, чувствует мое сердце, — продолжал он, — задаст нам перцу этот дядя. Сразу видно, хватка старорежимная. Съест и не поморщится.

Я ничего не ответил. Понимал только — настал конец привольному житью-бытью.

…Насчет того, что приволью, вернее, нашему лодырничанью настал конец, мы угадали.

Придя на следующий день в школу к девяти утра, мы и самой школы-то не узнали. В коридоре тишина. Никаких дружеских прогулок ни парочками, ни цепочкой. Прогуливаются только два, очевидно дежурных, педагога и всех ребят сразу же приглашают в свою группу.

Ровно в девять часов зазвонил давно уже бездействовавший звонок. К нам вошел учитель, одетый в синий форменный сюртук, только пуговиц блестящих да погон на нем не было. Учитель поздоровался с нами, проверил по списку, все ли налицо. Отсутствовали двое. Учитель неодобрительно покачал головой:

— Нехорошо, нехорошо! Прошу дежурного к завтрашнему дню выяснить причину отсутствия. Если неуважительная — поставим на школьном совете… Вы понимаете, — обратился он к нам, — каждый не явившийся на урок вредит не только себе, но и всей группе. Вот я сегодня буду вам объяснять, а они не услышат. Как же быть? Еще раз повторять объяснение или просить, чтобы им товарищи объяснили? Нехорошо, очень нехорошо. Прошу обязательно выяснить, почему они отсутствуют.

Этот учитель должен был преподавать у нас математику. Начал он свой урок для нас весьма нежелательно. Он не стал спрашивать, что мы знаем, а сам сказал нам, что мы обязаны знать по программе.

— Да мы уже и что знали, половину забыли! — чистосердечно заявил кто-то из задних рядов.

— Очень жаль, очень жаль! — посочувствовал учитель. — Тем, кто кое-что из старого позабыл, я посоветую вспомнить дома. К сожалению, времени на повторение в школе у нас нет. Мы и так на целый месяц позже начинаем заниматься. А нужно пройти то, что положено. Ведь через год вы уже кончаете школу. Советую всем подтянуться.

И он начал объяснять новый раздел по алгебре.

Что уж мы поняли из его объяснений, я сейчас не помню, вероятно, очень мало. Во-первых, старое все позабыли, а главное, совсем разучились слушать учителя и следить за его объяснениями. В общем, нужно признаться, что всем нам пришлось очень туговато. Приходилось здорово подтягиваться еще и потому, что приехавшие вместе с преподавателями ребята знали все гораздо больше и лучше нас. По ним и равнялись педагоги. Вот когда мы не раз и не два вспомнили басню Крылова насчет стрекозы и муравья.

Особенно туго пришлось по математике и физике. Тут незнание предыдущих разделов просто не давало возможности двигаться дальше.