Настроение в городе и в уезде с каждым днем становилось все напряженнее. Всюду говорили, что солдаты совсем отказываются воевать. Целыми поездами уезжают с фронта. Уверяли, что вот-вот немцы как хлынут — и Москву, и Петроград возьмут. Что тогда?!

А другие говорили, что уже заготовлено перемирие, только держится оно до поры до времени в строгом секрете.

Но больше всего толковали о том, что солдаты не зря едут с фронта домой прямо с винтовками. Как заявятся — всех помещиков перебьют, а землю и имущество между собой разделят.

«А как же с купцами дело будет?» — робко допытывались те, у кого в городе была какая-нибудь лавчонка. Насчет этого мнения расходились: одни утверждали, что всех под корень сметут, другие успокаивали, говорили, что солдат только насчет земли озлобился. Земля, скотина и все прочее, что в деревенской жизни нужно, ему подавай. А торговля ему без надобности. Торговать он все одно не будет. Значит, купцы ему не помеха.

— Вот и разберись, что к чему! — разводили руками мелкие торгаши.

Городок наш волновался, шумел, как потревоженный улей.

Только нас, ребят, все эти разговоры, опасения и надежды мало касались. У нас была своя школьная жизнь, и жизнь, нужно признаться, превеселая.

Правильно сказал как-то раз Толя Латин, что у нас не школа, а прямо Академия художеств. И действительно, в основном мы занимались уроками музыки, рисования и подготовкой к школьному празднику. Изредка бывали уроки математики, физики, французского языка, географии, а также ручной труд, когда в школу привозили какие-нибудь материалы для слесарного или столярного дела. Тогда мы начинали пилить, строгать, паять, точить… Трудились до rex пор, пока весь материал оказывался окончательно «обработан» и его относили в сарай или просто выбрасывали. Тогда столярные и слесарные станки временно приостанавливались, впредь до получения новых материалов. Обычными школьными предметами мы почти не занимались. То ли учителя городского училища куда-то поразъехались из Черни, то ли большинству из них, и это вернее всего, было совсем не до нас. Все ждали чего-то нового, небывалого, а чего, и сами не знали.

И вот мы, предоставленные сами себе, отлично проводили время, собирались в школу, как в веселый товарищеский клуб.

Репетиции к школьному вечеру шли полным ходом. В них приняла самое деятельное участие и Маргарита Ивановна. Она организовала ученический хор и разучила с нами ряд популярных революционных песен. Кроме этого, оказалось, что многие из ребят играют кто на мандолине, кто на гитаре, кто на балалайке. Маргарита Ивановна сейчас же собрала всех играющих. Получился струнный оркестр. Беда была только в том, что большинство не знало нот, играло по слуху. Но Маргариту Ивановну это ничуть не смутило.

— Для первого вечера обойдемся без нот, — решила она, — будем играть только то, что вы все и так знаете. А на будущее вот вам наглядный пример, как важно знать ноты. Для каждого, кто хочет хоть немножко владеть каким-нибудь инструментом, знать ноты так же необходимо, как уметь читать и писать.

— Молодец наша Маргарита Ивановна, — восхищались ребята, — как у нее все ловко получается!

И это было верно. Маргарита Ивановна умела как-то удивительно все хорошо организовать. Хоть бы, к примеру, эти самые ноты. Ну кого из ребят заставишь их так, без надобности учить? А теперь ведь не только учат — сами переписывают друг у друга, один другого подгоняет.

К школьному вечеру наш оркестр разучил несколько маршей и вальсов.

Помимо этого, был приготовлен и еще один музыкальный номер. Лева Пяткин выучил стихотворение Некрасова «Несжатая полоса». Но читал он его не просто один, а под музыку. Лева читал, а Маргарита Ивановна подыгрывала ему на рояле. Назывался этот номер «мелодекламация». Получалось очень здорово!

Наши сценки «Пацюк с варениками» и «Встреча Чичикова с Ноздревым» были тоже готовы.

Наконец наступил день самого представления. Все мы — устроители и участники — страшно волновались. Пришли в училище с самого утра. О занятиях в этот день, конечно, и речи не было, какие там занятия! Сцену особенно устраивать не пришлось. Подмостки были давно уже сделаны в конце коридора. Оставалось только повесить занавес; он тоже имелся. Изредка в городском училище и раньше устраивали школьные вечера, поэтому все было уже налажено. Отовсюду — из классов, из кабинетов, из учительской — мы собрали все стулья, табуретки, лавки. Все что расставили рядами в коридоре. Места для зрителей были готовы. Проверили, в порядке ли, настроены ли музыкальные инструменты, еще раз прорепетировали музыкальные номера оркестра и хора. Прорепетировали и наши сценки. Все отлично. Особенно хороши «вареники» — прямо как живые, так и прыгают в рот Пацюку.

Наш номер с Колей — «Чичиков у Ноздрева» — тоже, кажется, идет неплохо. Оставалось ждать вечера. Перед самым представлением я сбегал домой, наскоро поел — и обратно в школу.

Уже стемнело. В школе зажгли лампы. Понемногу в зрительный зал, вернее, в наш школьный коридор, стала сходиться публика. Пришли и мама с Михалычем, и тетка Дарья. Им всем я принес пригласительные билеты. Особенно довольна осталась приглашением тетка Дарья.

— Это что ж за представление? Вроде балагана на ярмарке? — спросила она.

Я сказал, что да, вроде этого.

— А Петрушка тоже будет? — заинтересовалась Дарья. — Я дюже Петрушку люблю.

— Нет, Петрушки не будет, — отвечал я, — но вместо него будет другое, еще смешнее.

— Я смешное люблю. Я охотница посмеяться, — а зала Дарья и спрятала пригласительный билет за образок, где у нее хранились важные бумаги.

На наш вечер тетка Дарья пришла в своем самом нарядном платье, которое она надевала только по праздникам в церковь.