Ребята начали перекликаться. Я вяло поплелся в их сторону. И вновь лесная поляна, и кучка охотников, и собаки около них. Кто же на этот раз герой? Верно, опять Колька? А может, Копаев. Миша вряд ли. Он как охотник что-то мне не внушает доверия.

Подхожу. В самом центре — Сережа. В руках русак. Неужели он? Острая зависть — как кинжал в самое сердце.

— Ты? — спрашиваю.

— А то кто же? — задорно отвечает Сергей и продолжает свой рассказ: — Гляжу, он кустами ко мне. Собак обманул, значит, и идет себе не спеша, слушает. Я его шагов на двадцать подпустил, стук — и не копнулся.

Постояли, потолковали о том, кто видел, кто не видел зверя, кто мог бы убить, да не убил и почему. Стрелял в него два раза Миша, только уж больно далеко. «Так уж стрельнул, чтобы душу отвести».

После своей неудачи я как-то совсем завял. Мне даже не хотелось идти в следующий лес — уже не верилось, что я смогу там что-то подстрелить.

День разгулялся по-летнему солнечный, даже жаркий: никак не поверишь, что это уже начало сентября.

— Нечего, ребята, валандаться! — сказал Коля. — Жарко, сухо, собаки работать не будут. Пошли домой.

Вот и пошли. Только кто с чем пошел? Растянулись гуськом по лесной дороге. Впереди, конечно, Николай с зайцем за плечами, с гончими на смычке, аа ним Сережа, тоже с зайцем. Вид бравый, мало чем Кольке уступит.

Шествие замыкали мы с Мишей. Мы шли с ним без всякой добычи, так сказать, совсем налегке. А вот идти-то было куда тяжелее, чем Коле с Сережей. Вот когда оправдала себя старая русская пословица: «Своя ноша не тянет». Дай мне тогда обоих русаков, я бы до города бегом без отдыха добежал.

Все в жизни меняется. Приходится иногда и пословицу изменить. Как хорошо понимал я раньше пословицу: «Понедельник — самый тяжелый день в неделе». Понимал, когда ходил в школу к бабке Лизихе. А вот теперь за целых полчаса до срока побежал в училище. Скорее бы ребят увидеть, потолковать с ними о будущем школьном вечере. Жаль только, что зайца вчера не убил, вот бы рассказал! Толька Латин уж наверное позавидовал бы. Теперь, увы, завидовать нечему. Вот Сергей небось в своем классе задаваться начнет. Хорошо, что мы в разных классах. А то ребята пристали бы с расспросами: «А ты почему не убил, стрелять не умеешь? Зачем тогда на охоту ходишь? Стрелял бы ворон да галок». Хорошо, что мы с Сережей не вместе учимся.

Я пришел в класс один из первых, сел за свою парту, стал поджидать товарищей. Класс постепенно наполнялся и оживал. Вот и Толя пришел. Вид лихой, даже фуражку забыл снять. Подошел ко мне, протянул руку:

— Давай пять!

Сел, бросил фуражку в парту, положил перед собой книжки, лениво потянулся.

— Ну как она, жизнь-то? Что вчера делал?

Я начал рассказывать. В это время подошел Лева, как всегда чистенький, аккуратненький.

— Куда ты на мое место уселся? — спросил Толя.

— А ты что, купил его? Теперь, брат, свобода, все места общие.

— Слезай, слезай, — улыбаясь, потянул его за плечо Лева, — а то учитель придет, нехорошо.

Ребята расселись по своим местам. В класс вошла пожилая, очень полная учительница, Маргарита Ивановна. Все мы отлично знали ее. Она жила совсем одна в небольшом уютном домике возле городского сада. У себя дома она обучала желающих пению и игре на фортепьяно. Однако широкую известность Маргарита Ивановна приобрела в городе совсем не этим. Она прославилась тем, что, помимо своей основной специальности — музыки, очень любила цветы, выращивала у себя в садике какие-то необыкновенные розы, а кроме того, обожала голубей.

Нередко в свободные от музицирования часы можно было увидеть эту почтенную даму стоящей на плоской крыше своего сарайчика возле голубятни и размахивающей, как флагом, тряпкой, привязанной к длинному шесту. Взоры Маргариты Ивановны в это время бывали устремлены ввысь, где легким белым облачком носилась стайка ее голубей.

Маргарита Ивановна жила совсем одна в небольшом уютном домике.

Идущие мимо сарайчика редкие прохожие обычно приостанавливались, чтобы взглянуть на такое не совсем обычное зрелище. А сердитые старухи с перепугу крестились и на всякий случай плевали через левое плечо — верное средство от дурного глаза и вообще от всякой нечисти. Старухи уверяли, что Маргарита Ивановна — ведьма, ночью летает на помеле, а голубей, птицу чистую, ни в чем не повинную, разводит для отвода глаз.

Но ребята с соседних дворов видели в лице Маргариты Ивановны только лишь удалого соперника в голубиной охоте.

Едва стайка ее голубей взлетала в воздух, сейчас же распахивались дверцы других голубятен, и оттуда вылетали всё новые и новые стаи.

Голуби кружились над городом, выделывали в воздухе легкие пируэты. Они то слетались вместе, то разлетались вновь. А в это время с каждой крыши, с каждого чердака за ними следили жадные ребячьи глаза. «Вот если б мои чужаков подманили…» — мечтал каждый из ребят-голубятников.