О подобных сценах постоянно рассказывала нам мама. Ей же все это сообщала та самая родственница Ивана Андреевича, у которой он теперь и поселился.

— Совсем от старости одурел! — сокрушалась она. — И деньги новые никак не признает Пойдет к Копаеву волосы, бороду подровнять и даст ему за работу медный пятак. А Елизавета Александровна уж следом за ним бежит, новыми деньгами расплачивается: двадцать ли, сорок ли рублей, ну, сколько там требуется, заплатит.

Все это слышать нам, ребятам, было смешно и занятно. Мы сами новую жизнь понимали совсем по-другому: новая школа, почти без всяких школьных занятий, — место для дружеских встреч, вечеринок, спектаклей. А теперь еще наш клуб и чудесный народный дом.

И все-таки жители нашего городка вначале с некоторой опаской приглядывались к приехавшим большевикам, но постепенно попривыкли. Да и красногвардейцы увидали, что жители Черни — народ тихий, совсем не опасный. Даже бунтовщики-приказчики очень скоро подружились с новоприбывшими и сами поняли, что дали маху — на своих же сдуру набросились.

По вечерам, когда трудовой день кончался и молодежь выходила погулять на шоссе, можно было увидеть местных барышень, гуляющих под руку с кем-либо из красногвардейцев. Именно молодежь чернская и вновь прибывшая первая потянулась друг к другу, как теперь говорят, «нашла общий язык».

А вскоре произошло событие, о котором заговорил весь городок. Сам командир отряда Неделин стал ухаживать за одной из местных красавиц — Натальей Петровной Огневой.

Старухи кумушки зашипели как змеи, зашушукались по углам.

— Срам, срам-то какой! Бога она не боится, людей не стыдится! От живого мужа к большевику сбежала.

Но те из них, кто малость подобрее, возражали:

— Да муж-то какой! Разве это муж? Хоть разочек единый видал кто его не пьяненьким? Как утро — так уж в трактир поспешает. Все добро пропил, промотал — и свое, и женино. А теперь вовсе сбежал. Говорят, в Тулу подался, тоже в какой-то отряд вступил. Почитай, третий месяц жене и весточки не пришлет.

— Да, муж действительно невразумительный, — соглашались старухи злюки, — а все-таки, что ни говорите, законный муж и перед людьми, и перед господом.

— Что вы, что вы! — отмахивались старухи подобрей. — Разве таких обормотов господь невестам посылает? Их, должно, сам сатана девкам за грехи в мужья подсовывает.

Так шептались по углам досужие кумушки, а прочие обыватели вполне одобряли поступок Натальи Петровны.

— И правильно сделала, — говорили они, — что дурака своего на умного человека сменяла.

Молодежь же была в восторге: говорила, что Неделин — это Степан Разин, а Наталья Петровна — персидская княжна. Только не знали, чем кончится их роман: так же, как в народной песне, или, быть может, «новый атаман» пощадит свою «княжну».

Как отнеслись к этому событию товарищи Неделина — красноармейцы, нам было неизвестно.

Скорее других разобрались в этом деле сами виновники происшествия — они поженились. Вскоре Неделина отозвали в Тулу, и он уехал туда вместе со своей женой.

В ту пору я особенно крепко сдружился с Колей Кусковым. Уж очень он мне нравился своей решительностью и своей удалью. В нашей охотничьей компании Коля был неизменный коновод.

Бывало, соберемся без него, чтобы потолковать насчет предстоящей охоты; только куда идти, никак решить не можем: один одно предлагает, другой — совсем другое. А Коля явится и рассуждать не станет: идем туда-то, и дело с концом. Вообще Коля был одним из тех, на кого я смотрел как на настоящих людей, таким, как он, мне самому очень хотелось быть.

Это, конечно, не мешало мне дружить и с Мишей. Вообще мы все дружили. Но главарем, главным заводилой бесспорно стал Коля. И собирались мы теперь всё чаще не у Миши Ходака, а у Коли.

— Теперь нам никто не помеха, — весело говорил Николай, — что хотим, то и творим.

А отсутствие «помехи» заключалось вот в чем.

Еще в начале зимы Колин отец заявил сынку: «Или изволь работать, сапожничать, мне помогать, или уходи из дома, живи один, как вздумаешь!» Коля, не раздумывая, принял второе предложение.

— Много мне одному нужно, — беззаботно говорил он, — пару-тройку сапог в неделю залатаю — с меня и хватит на щи, на кашу. Сам-то и стряпать не буду, что я, баба, что ли? Найдутся добрые души, накормят, напоят сироту горемычную! — При этом он лукаво подмигивал: «Я, мол, не пропаду!»

После Колиного изгнания из родительского дома мы с моим дружком отправились искать ему подходящую «квартиру». К этой квартире требования у нас были совсем особые. Каково будет жилье моего приятеля — это ни его, ни меня, в сущности, совсем не интересовало. Были бы четыре стены да крыша над головой — вот и все. Но зато необходимым условием мы ставили, чтобы при «квартире» имелся хороший теплый сарай для собак.