– Хорошо. Но я – все-таки твой менеджер. Я должен знать о том, что с тобой творится. Из-за чего, на самом деле, появились эти якудза? Почему была стрельба?

– Я просил Тайлера достать мне одну редкую вещицу.

– Он ее достал?

– Он достал не то, что я просил. И, попутно, явно во что-то ввязался.

– Если он достал не то, что ты просил – значит по счету, который могут выставить его родственники, можно не платить.

Я не выдержал.

– Слушай, тебя хоть что-нибудь в этом мире интересует кроме денег?

– Да, - моментально ответил он – чтобы ты не сходил с верхней строчки чартов в ближайшие пять лет.

– Почему именно пять? – поинтересовался я, уже предполагая ответ.

– Потому, что после этого я с чистой совестью и охренительным банковским счетом уйду на покой, куплю собственный остров, и буду остаток дней проводить так, как будет диктовать мне постоянный доход от твоего имени и постоянно раскупаемых альбомов. А заниматься административной хренотенью будет целый штаб нанятых мной людей.

– Тогда – почему не раньше?

– А я, пока, слишком жадный для того, чтобы делиться гусыней, несущей мне золотые яйца. К тому же я пока недостаточно ленив.

Я лишь покачал головой. При всей своей несусветной жадности, Билл был первым, кто поверил, что невзрачный юноша с дешевой гитарой за спиной способен на многое, и несмотря на все его вранье и приворовывание, он был единственным, кроме Энни, кто поддерживал меня всегда и во всем.

Оказавшись в клинике, я с замиранием сердца услышал, что операция прошла успешно, но о ее результатах можно будет судить еще очень нескоро. Врачи прогнозировали частичное зрение, и крайне осторожно говорили о возможности его восстановления до стопроцентного уровня.

Войдя в палату, я присел на кровать к Энни.

– Привет, милая.

– Уолт… Почему тебя так долго не было?

– Стал свидетелем перестрелки внизу, и давал показания в полиции. Все в порядке, я не пострадал.

– Люди говорят, что кого-то убили. Ты точно цел?

– Да. Повезло. Как ты?

– Пока не знаю. Врачи говорят, что все в порядке. Мне только страшно было.

Я поцеловал ее.

– Постараюсь тебя больше не пугать. Отдыхай, родная, мы задержимся в этом городе столько, сколько потребуется по мнению врачей. И я буду здесь столько, сколько мне разрешат.

– Глупости, - улыбнулась она – со мной здесь ничего не случится, а тебе надо работать. Так что нечего лентяйничать, мистер Ривз, и займитесь-ка вы лучше делом.

Я улыбнулся. Даже лежа на больничной койке, она заботилась о том, чтобы меня не сковывать.

– Энни…

– Да?

– Скажи, а что бы ты хотела увидеть больше всего?

– Две вещи. Тебя и солнце.

От двери раздался строгий голос врача:

– Молодой человек, мне плевать на то, что вы известный музыкант, и будь вы хоть самим Папой Римским, не утомляйте мою пациентку.

– Иди – шепнула она, и я вышел в коридор.

Все тот же врач вышел за мной следом.

– Вы же Уолтер Ривз, не так ли?

– Да. Но автографы я не раздаю.

– А вы не могли бы сыграть для персонала нашей клиники?

Я посмотрел на медсестер, врачей, и часть пациентов, которые ждали моего ответа.

– Билл?

Он вынырнул откуда-то сбоку.

– Да, Уолт?

– Моя гитара у тебя в машине?

– Да.

– Тащи ее сюда.

– Но… UMG это не понравится…

– Да плевать я на это хотел. Эти люди многое сделали для Энни, и сыграть для них – будет меньшим, чем я смогу их отблагодарить.

Я наклонился к уху Билла, и прошептал:

– И подумай о том, какой это будет пиар – благотворительный концерт в больнице… Пока бежишь за гитарой можешь позвонить журналистам.

Он исчез, а я вздохнул. Иначе с этим человеком было нельзя – он понимал только язык репутации и денег, причем в его разуме эти два понятия давно слились воедино.

– Вы сможете устроить так, чтобы меня слышали по всей клинике?

– Думаю, что да. Только… Может не слишком громко? Некоторым пациентам противопоказан шум.

– Отрегулируйте как хотите. Только побыстрее.

Спустя полчаса я устроил импровизированный концерт.

Дни полетели своей чередой, хотя я каждую секунду ожидал того, что Смирнов позвонит мне. Мы планировали концерты, мои появления в разных местах, я репетировал, и навещал Энни ежедневно.

В один из дней, когда я выходил от Энни, ко мне подскочил Билл.

– Уолт, тебя. Это Смирнофф.