Йохену Никелю не хотелось ссориться со старшим по комнате, и Михаэль Кошенц поставил стол на место.

— Конечно, если болтают под руку… — проворчал он. — А все же я добьюсь полной минуты. Спорим?

— Ты сейчас только что проиграл, — сухо заметил Йохен Никель.

Эгон Шорнбергер с нетерпением перевел разговор на другую тему:

— Покажешь ли ты нам наконец вещицу твоей сестры или нет?

Все громко засмеялись, только Кошенц не понял двусмысленности сказанного. Наконец и он улыбнулся, подошел к своему шкафу и начал там копаться. Даже Андреас и гобоист следили за ним с любопытством. Здоровяк глубоко засунул голову в шкаф, затем выпрямился с поднятыми вверх руками, как боксер, победивший в схватке на ринге:

— Ну как?

— Старик! — вырвалось у восхищенного Шорнбергера. У него не хватало слов.

— Супер! — Преллер ухмыльнулся, и это было все, что он мог сказать.

Йохен Никель, оторвав взгляд от увиденного, с восхищением заметил:

— Вот это да!

— От сестры! — торжествовал Кошенц. — Мне идет или нет?

Светло-русый длинный парик, который огромный, как медведь, Кошенц напялил себе на голову, делал его похожим на великанш, которые в прошлом на ярмарках гнули на головах железные штанги и пережевывали бритвенные лезвия.

— Ну, теперь тебе еще серьги, и ты станешь Михаэллой! — крикнул со своей койки гобоист Хейнц Кернер.

Рассердившись, Кошенц сорвал с головы парик.

— Вы… вы… вы… консерватевисты! — выкрикнул он.

Эгон Шорнбергер фыркнул.

— Кон-сер-ва-то-ры, — поправил он, подчеркивая каждый слог, как преподаватель родного языка.

— Ну какая разница! Хотя бы и так! — ответил атлет. Он посмотрел на свое украшение с нерешительностью. Йохен Никель пододвинулся к нему:

— Слушай, Миха! Дай мне эту вещицу на время отпуска, хорошо?

Михаэль Кошенц молча засунул парик за разложенное с педантичной аккуратностью белье и не ответил товарищу. Юнгману и Кернеру хорошо рассуждать, думал он. Они женаты и не знают, что значит получить отказ. Он относил свои сердечные неудачи за счет короткой стрижки, хотя в действительности причина в значительной мере заключалась в его чрезмерной откровенности и резкости. Умный человек, думал он, все предвидит и испробует парик, даже если он выглядит в нем как мушкетер.

«Вместе с братьями по оружию повысим нашу военную мощь и боевую готовность!» — кричали ослепительно белые буквы на красном полотнище. На столе были установлены в круг маленькие флаги стран — участниц Варшавского Договора. Стены зала боевых традиций украшены фотографиями, лозунгами, а также данными о боевой подготовке, об учениях и о победителях социалистического соревнования мотострелкового полка «Шарнгорст». Здесь же висел портрет прусского генерала и военного теоретика в форме начальника штаба Силезской армия Блюхера во время войны против Наполеона за независимость в 1813 году.

В этот час еще не ожидали посетителей. Никто не мешал поэтому трем товарищам, готовившим стенную газету полковой организации Союза Свободной немецкой молодежи. Одним из них был Андреас Юнгман.

Работа несколько затянулась. Толстый ефрейтор из 1-й роты вырезал фотографии из иллюстрированного журнала, молодой бледный очкарик надписывал напечатанные на пишущей машинке статьи, а Юнгман раскрашивал большой лист картона, на который должны были наклеиваться полосы с текстом. Он окунал зубную щетку в красную краску, а затем осторожно проводил по щетине большим пальцем. Места, где намечалось наклеивать фотографии и статьи, он закрывал бумагой.

Три молодых человека в военной форме беседовали друг с другом. Ефрейтор завел разговор о честности и утверждал, что в этом понятии существует большая разница между личным и общественным.

— Если я моему другу или соседу что-то пообещаю и не выполню своего обещания, это будет всеми расценено как постыдное и бесчестное действие, — утверждал он. — На производстве наоборот: я могу давать десять обещаний и не выполнить ни одного, и все же касса со мною расплатится сполна.

— Обман бывает для некоторых даже полезен, — согласился с ним Андреас Юнгман. Он подумал о некоторых примерах из собственного жизненного опыта. — Кто остается честным, у того бывает много неприятностей. Например, в профшколе объявляется набор добровольцев в армию. У нас были ловкачи, которые подавали заявления, чтобы блеснуть. В течение недели у такого «добровольца» уже имеются все необходимые подписи, ему все выплачено, поставлены все оценки, бесплатно выданы водительские права, премия… — Он замолчал и вытер несколько капель краски с рамки стенной газеты. — Мне предлагали все это шесть раз, и только в последний я влез в военную форму. Хотелось испытать, обладаю ли я данными, необходимыми солдату. Должен вам сказать, что мой учитель очень на меня обижался, а семи остальным, подавшим рапорта, он пожелал счастливого пути.