Шрифт:
Дальше. У нас жилки толщиной 0,6, а порой и 0,7 миллиметра. Считается, что такие жилки легче забрасывать. Возможно. Но если эта жилка зацепилась за хорошую корягу, она рвется, как хилая бечевка. Азат берет жилки только толщиной один миллиметр. Такую жилку ни один дьявол не оборвет! Но допустим - крючок крепко впился в корягу, - у Азата он не оборвется, а разогнется и выйдет на волю сам: Азат специально подбирает такие эластичные тройники.
Мы еще не поймали ни одной рыбы, еще не имели дела ни с одной корягой, а наш ударник уже успел благополучно отцепиться от десятка коряг и вытащил килограммовую щуку. Эта щука подогрела наш азарт. Наши крючки стали мелькать в воздухе быстрее. Фаниль так разгорячился, что, забыв всякую осторожность, при одном из своих лихих забросов подцепил и сбросил в воду чеплашку Азата. Хорошо еще, что, лишив Азата его головного прикрытия, он оставил ему в целости и сохранности голову.
Без своей чеплашки Азат стал даже красивее. Чеплашка его - это тот странно-безобразный головной убор, получивший в последние годы большое распространение, который нельзя назвать ни кепкой, ни шляпой, ни беретом. Кое-кто называет его каскеткой. Вместо набивного рисунка на этом уроде красно-зеленой краской обозначены названия разных городов. Тряпица собрана на резинке. На одном конце - козырек из зеленой пленки. Поскольку каскетка собрана на резинке, как трусики, она годится и трехлетнему малышу и шестидесяти летнему Тази. Только малыш в каскетке мило забавен, а пожилой человек выглядит в ней форменным идиотом. И чем старше владелец каскетки, тем большим идиотом он кажется со стороны.
Азат вытащил из воды свою каскетку и с помощью перочинного ножичка освободил ее от крючка Фаниля.
Он хотел снова натянуть ее на голову, но мы бурно запротестовали:
– Никогда больше не надевай ее, Азат. Без чеплашки ты - умница, а в ней, извини…
Прошло немного времени, Фаниль оборвал крючок, впившийся в корягу. Запас блесен у нас был небогатым. Азат посоветовал Фанилю не бросать блесну далеко от лодки.
– Ты можешь даже не бросать, а опусти в воду возле лодки и поигрывай блесной, води ее вверх-вниз, вниз-вверх!
Фанилю этот совет не пришелся по душе. «Он меня утешает и поучает, словно маленького мальчика, которого взрослые дяди впервые взяли с собой на ловлю», - прочел я мысли Фаниля, глядя на его помрачневшее лицо.
– Спасибо за совет!
– пробурчал Фаниль и лениво, с ясной неохотой стал водить блесну в воде вверх-вниз, вниз-вверх. Рыболов в Фаниле умирал от скуки. И судьба выбрала меня быть свидетелем его последних содроганий! И вдруг… глаза Фаниля загорелись. Он весь как-то напружился. Потом вскочил с места.
– Клюнуло!
– вскричал Фаниль.
– Клянусь, клюнуло! Ужас как клюнуло!!
Леска его, натягиваясь, уходила то вправо, то влево. Бросив свои удилища, мы с Азатом кинулись к нему на помощь.
– Подсекай!
– Подсек!
– Теперь отпусти немного!
– Отпустил!
– Теперь веди. Осторожно!
– Веду! Осторожно!
Можно сказать, втроем мы подвели рыбу к борту лодки и подцепили ее сачком. Оказалась щука. Небольшая, около килограмма. Но это была первая рыба Фаниля. Понимаете сами, что она значила для такого рыболова - его первая рыба! И что значила она для нас с Азатом!
Фаниль-рыболов, только что умиравший у меня на глазах, воскрес. Жизнь забурлила в нем кипятком. Какие там дальние забросы! Теперь он всегда будет водить блесной только возле лодки: вверх- вниз, вниз-вверх!
Азат поймал еще одну молодую щуку и пожилого окуня. Я был награжден детенышем судака. Фаниль не обращал на нас никакого внимания: сидит и водит блесной - вверх-вниз, вниз-вверх! Он был уже целиком во власти нахлынувшей рыболовной страсти.
Но что такое? Почему он замер? И в глазах - испуг. Что с тобой, Фаниль?
– Коряга!
– выдохнул он наконец.
– Черт бы ее побрал. И блесен нет!
Не успел я его утешить - найдем, мол, лишнюю блесну в загашнике, - как вдруг его катушка, поставленная на тормоз, громко затрещала. Фаниль вскочил - лодку сильно качнуло - и дурным, припадочным голосом закричал:
– Акула!!
Мы снова бросили на произвол судьбы свои снасти и стали помогать нашему товарищу совладать с акулой, попавшейся на его крючок.
Рыбина оказалась на этот раз таких размеров, что ее и впрямь можно было назвать акулой.
По нашей команде Фаниль то подтаскивал ее к лодке, то отпускал, водил на леске, как на поводке (мучил, говоря рыбьим языком), пока, наконец, минут через пятнадцать не вывел наверх из глубины. Это была щука. Длиной - в половину лодки. Вот когда пригодятся пролежавшие три года без дела сачок, в который можно упрятать теленка, и надежный железный крюк!
Тут уж я стал командовать.
– Не спешить! Теперь она от нас не уйдет! Сейчас мы ее под горло крюком! Хоп! Все!
И вот она уже нахально разлеглась во всю длину своего могучего тела на дне лодки. Стой! А почему у нее две блесны? Одна в пасти, а другая под нижней челюстью? Неужели эта та самая, с ка- расиком?