– Хозяин?

Буч поднял глаза.

– Привет, Фриц.

– Я принес то, о чем вы просили.

Догген низко поклонился и протянул черный бархатный мешочек.

– Надеюсь, он соответствует вашим требованиям, а, если нет, я найду другой.

– Уверен, что этот подойдет мне отлично.

Буч принял увесистый мешочек, открыл его и вытряхнул содержимое на руку. Массивный золотой крест имел три дюйма в длину и два в ширину, толщина с палец. Сверху прикреплена длинная золотая цепочка – именно то, что нужно, – и Буч с радостью повесил крест на шею.

Коп надеялся, что он станет его осязаемой защитой.

– Хозяин, как он вам?

Буч улыбнулся, глядя в морщинистое лицо доггена, расстегивая рубашку и засовывая крест внутрь. Он почувствовал, как тот скользнул по его коже, пока не замер около сердца.

– Как я и сказал, отлично.

Фриц засиял, поклонился и вышел, и разом большие напольные часы в другом конце коридора начали бить. Раз, два… шесть раз.

Дверь спальни отворилась.

Марисса явилась перед ним, как видение. Он провел столько часов в мыслях о ней, что глаза сразу заволокло пеленой, словно была она не настоящей, а лишь плодом его отчаянного воображения, – одежда не из ткани, а из эфира, волосы – великолепная золотистая аура, лицо – преследующая его красота. Буч поднял глаза на девушку, и сердце его превратило Мариссу в икону далекого католического детства, Мадонну спасения и любви… он же – ее недостойный слуга.

Он поднялся с пола, позвоночник хрустнул.

– Марисса…

Вот черт, его голос выдал все эмоции – боль, грусть, сожаление.

Она подняла руку.

– Я сказала прошлой ночью то, что хотела сказать. Мне нравилось быть с тобой. Каждое мгновение. Тебе пришлось уйти не поэтому, и я сожалею, что не смогла вовремя все объяснить. Буч, нам нужно поговорить.

– Да, знаю. Не возражаешь, если мы спустимся в зал?

Ему не нужны свидетели, но, что бы ни собиралась сказать ему Марисса, Буч полагал, что она не пожелает оставаться с ним наедине в спальне. Девушка была чертовски напряжена.

Она кивнула и направилась в гостиную в конце коридора; по пути Буча потрясло то, насколько Марисса ослабла. Передвигалась медленно, словно не чувствовала ног, и была очень бледна, почти прозрачна из-за недостатка энергии.

Оказавшись в персиковой комнате, девушка подошла к окну, стараясь держаться подальше от Буча.

И еле слышно заговорила:

– Не знаю, как тебе это сказать…

– Я знаю, в чем дело.

– Знаешь?

– Да.

Он сделал шаг в ее сторону, протянув руки.

– А разве ты не знаешь, что я сделаю что угодно, лишь бы…

– Не подходи, – Она отпрянула, – Сейчас тебе нужно держаться от меня подальше.

Он опустил руки.

– Тебе ведь нужна кровь?

Ее глаза расширились.

– Откуда ты…

– Все в порядке, детка, – Он слегка улыбнулся, – Все в полном порядке. Я говорил с Ви.

– Выходит, ты знаешь, что мне придется сделать. И… не возражаешь?

Он покачал головой.

– Я нормально к этому отношусь. Более чем нормально.

– Слава Деве-Законоучительнице.

Марисса, шатаясь, подошла к креслу и опустилась в него, словно ноги больше ее не держали.

– Я боялась тебя оскорбить. Мне тоже придется нелегко, но это единственный безопасный для нас способ. И я уже не могу ждать. Это должно случиться сегодня.

Она водила пальцем по обивке, Буч с облегчением подошел и сел рядом, взяв ее руки в свои. Боже, какие они холодные.

– Правда, я готов к этому, – сказал он с предвкушением. Внезапно отчаянно захотелось вернуться в спальню.

– Пойдем.

На ее лице выразилось любопытство.

– Ты хочешь присутствовать?

Он задержал дыхание.

– Присутствовать?

– Я… не вполне уверена, что это хорошая мысль.

Когда смысл ее слов дошел до него, Буч ощутил в желудке тошнотворное чувство. Словно перевернулись все его внутренние органы.

– О чем ты говоришь – присутствовать?!

– Присутствовать при том, как я буду с мужчиной, который даст мне свою вену.

Внезапно Марисса отпрянула, видимо испугавшись выражения его лица.

Или она так отреагировала на его рык.

– Другой мужчина, – медленно произнес он, складывая все вместе, – Тот, о котором ты мне говорила. Ты пьешь его кровь.

Она медленно кивнула.

– Да.

Буч поднялся на ноги.

– Сколько раз?

– Э… раза четыре или пять.

– И конечно же, он аристократ.

– Нуда.

– И выгодная для тебя партия?

«В противовес никудышному человечку».

– Так?

– Буч, в этом нет никакой романтики. Клянусь.