Шрифт:
– Не знаю, что сказать, Толя.
– Скажи что-нибудь.
– Неужели ты так и не женился ни разу? Ты такой обаятельный, не верю, что ты был один.
– Один, конечно, я не был. Но не хочу об этом рассказывать. Я сейчас один, видимо, моё сердце чувствовало встречу с тобой, – улыбался Толя широко. – С кем бы я ни был, я всегда вспоминал тебя. Вначале думал, что позвонишь, как-то дашь о себе знать. Потом уже перестал ждать, но всегда сравнивал всех с тобой и не было ни с кем такой светлой радости от общения. Когда с тобой, я не думал, как сказать, что сказать. Всё было само собой, понятно и просто, если сказать одним словом, хо-ро-шо. Я никогда не знал, что ты скажешь или сделаешь, но каждый раз всё твоё мне было ново и неожиданно.
– Но мы же мало времени провели вместе. А я почему-то тоже никогда тебя не забывала. И с Виталием мне было сложно, видимо, поэтому. Думаю, надо было принять твоё предложение, а я ещё тогда не понимала многого. Всегда, когда приезжала в Москву, хотела позвонить, но не решалась, не думала о том, что ты помнишь меня. Номер телефона запомнила на всю жизнь, хочешь скажу? Вот. Значит, судьба встретиться.
Когда она слушала его и говорила сама, её охватил лёгкий озноб, как от простуды. Это нервное. Волнение. Он всё понял. Она тоже поняла, что это – их судьба.
Его лекция по расписанию всегда была последней, и они вместе уходили. Он провожал её до гостиницы. Начался их светлый и чистый, как её глаза, роман. Скорее всего, не начался, а продолжился через долгую паузу. Каждый раз не могли прервать встречу. Эти минуты прощания длились часами. Стоило ей взглянуть на него, как невольно вздыхала, это был вздох облегчения, как бы освобождаясь от какого-то груза на душе.
По радио шёл концерт фортепианной музыки. Диктор объявил:
– Вы слушали Сонату № 14 Людвига Ван Бетховена в исполнении…
Лиза выключила радио, обняла Толю.
– Толя, а тебе не показалось, что у нас с тобой всё происходит, как Бетховен описал в своей Лунной? Правда, он не называл её Лунной, она была им названа Соната № 14 до-диез минор. Лунной её окрестил после его смерти немецкий поэт Людвиг Рельштаб.
– А сколько же у него их – таких чудесных сонат, не помнишь?
– По-моему, тридцать две.
– Толя, в Лунной всё – как у нас тобой. Спокойное движение басовых октав, переходящее в лёгкое воздушное звучание – это когда мы с тобой только мечтали друг о друге, тайно надеясь на счастье. На смену лёгкого воздушного звучания приходит престо, утверждение и восторг – это мы с тобой сейчас. Я люблю тебя.
– А я это словами выразить просто не могу! Я всё время вспоминаю тот наш первый лунный вечер.
Как медленно и тихо басы выводят тему,
И также их сердца стучат.
И вот восторг… простой и в то же время зыбкий.
По всей клавиатуре арпеджио переливается в аккорд,
Аккорд любви и восхищенья!
Прошлое…
Я помню всё – и осень золотую,
Весну, когда цвела сирень.
Но больше помню осень непростую,
Когда ты не пришёл в тот день.
А я ждала и плакала, надеясь,
Что вот войдёшь и скажешь —
«Я люблю»… Тогда ты не сказал.
Что говорить сейчас, когда опали листья
И зимний снегопад меня безжалостно обнял.
Моя голубоглазая
Всё случилось вдруг.
По общественным дисциплинам лекции были общие для всего курса. Аудитория большая, но почти нет свободных мест. Лекция уже вовсю идёт. Тихо открывается дверь – и входит Она. Всегда опаздывает на 10–15 минут. Приседая и выглядывая свободное местечко, пробирается. Но в этот раз свободных мест не было, и Она вытащила откуда-то из уголка стул и пристроилась с торца стола. Дима невольно обратил на неё внимание, она сидела к нему в профиль. На ней было голубое скромное шерстяное платье: три четверти рукав, вырез каре открывал её длинную шею с нежно-белой красивой кожей.
Ему показалось, что он почувствовал запах этой великолепной кожи. Дима, как под гипнозом, не мог отвести взгляда. Он её и раньше видел, но сейчас увидел по-другому. Короткая стрижка, волосы густые, русые. Он смотрел, не отрываясь. Она почувствовала пристальный взгляд и повернула голову в его сторону. Дима чуть не ахнул. Глаза были цветом её платья – голубые-голубые… А черты лица словно вылеплены талантливым скульптором. Миндалевидный разрез глаз, высокий чистый лоб, красивой формы небольшой прямой нос и губы, как два розовых лепестка.
Какая уж тут лекция… Всё в голове смешалось. Сидит и думает, как к ней подступиться. А вдруг как не захочет и разговаривать… Стал за ней наблюдать. Учились в одном потоке, но на разных отделениях. Она физик, а он – математик. Во всём её облике был какой-то магнетизм. Она никогда не шла быстро и тем более не бежала. Смотрела на всех очень внимательно, слегка опустив веки, улыбка скупая, а смеха её Дима вообще не слышал. К ней все тянулись. Необычная девушка. Громко не говорила и тем более не хохотала. А если говорила, то губы чуть-чуть приоткрывала в лёгкой улыбке, а там виднелись красивые, как жемчуг, зубки. Она никогда не пыталась приукрасить свою внешность. Не красилась и одевалась очень скромно.