Шрифт:
– -----------------------
Шёл Чела, уже не прикрываясь, просто уходил подальше. Сейчас он хотел только одного, оторваться полностью, разжечь костёр, погреться и поесть. Ночные события вымотали полностью его. Что угнетало больше всего, он не понимал, не помнил, зачем он здесь, что делает, куда идёт. В сознанье остался образ человека и это Арий. Он чётко вспоминал лишь разговор возле костра, будто этот разговор и есть вся жизнь его, как маленький маяк в сознание, который напоминал, что он живёт, всё остальное тьмой покрылось, в которой ничего не возникало. А если возникало, то было не реально.
Там за разговором что-то было, но что?.. пытался вспомнить и не мог. Дом его?.. но дом его во сне лишь был, он вспомнил сон и этот сон во сне. Там за разговором его детство… такое же далёкое, как звёзды в небе. Сел, прижался к дереву спиной, почувствовал себя младенцем и, не просто младенцем… он ангел!.. чист и непорочен, но с каждым днём темнее всё… кто-то плетёт вокруг младенца паутину, и мир тускнеет.
Кое-где он ещё ярок и прекрасен, ведь он ребёнок, что творит, не ведает, но знает, он даже не ребёнок, он ангел, что пытается творить. Ах, как это прекрасно, быть младенцем!.. восхитился этой красотой, но боль невыносимая пронзила тело. Вокруг уже не мир, который был сначала, а паутина сумерек с оттенками заката.
На гранях паутины стали появляться образы и лица, но они уже не были такими же яркими и прекрасными, как раньше, они кинулись к нему, и крылья стали обрезать, те крылья, что у ангелов бывают, причиняя боль. Боль всё больше разрасталась, но притупляться стала и с притупленьем боли мир меняться стал. «Выходит, наша жизнь, лишь привыканье к боли?.. но зачем»?..
Вскочил на ноги, закричал, как зверь, внутри кипела ярость. Нет, не ненависть, а ярость, он понял разницу только сейчас.
– Арий, где ты?.. Я найду тебя и уничтожу!.. – он почему-то полагал, что Арий виноват во всём.
В следующее мгновение почувствовал присутствие кого-то… как тогда возле костра. А далее, услышал голос.
– Как можно уничтожить то, что бесконечно?
– Но ты не бесконечен, не обманывай себя.
– Я не обманываю. Изгой у Бога Ра быть может только бесконечным, ибо он вне Кода. Вы все себя запаковали в Куб Творения… и Лагуну, что животворит, запаковали. Зачем?
«Зачем?.. зачем?.. действительно, зачем»?..
– Чтобы жить!
– Нет!.. теперь ты обманываешь себя. Чтобы жить, но!.. за счёт жизни Лагуны и тех, кто обитает здесь. Планета так же бесконечна, и ты об этом знаешь.
– Как можешь ты об этом знать?.. ведь ты просто изгой, ты Арий.
– Виктор меня зовут, чтоб знал, что я есть, живу и действую. И я вышел вне бесконечности самой.
Чела задумался…
– Это невозможно. Он понимал абсурдность утверждения такого.
– Возможно, даже неизбежно. Умея мыслить, я могу творить, нет матрицы для нас, где всё заранее известно. Я просто есть, и нет меня, я живу тогда, когда творю, когда я не творю, я исчезаю или исчезает мир, творю который.
– Не смерть, не жизнь?.. – задумался Чела.
– Вечное рождение Творца в своём Творенье.
– Это просто невозможно.
– Для вас, но не для нас, мы нашли причину смерти, а ведь это то, зачем вы пришли сюда… или забыл?..
– Не понимаю-у… не понимаю, Арий, я тебя…
– Кого? Разве это Арий говорит тебе, разве ты видишь его?
Чела вскочил, ошарашенный этими словами. Оглянулся, уже светало, и свободно можно было видеть всё вокруг на расстоянии двадцать, тридцать метров. Действительно, нет никого вокруг, только лес и он на склоне сопки небольшой, и тишина вокруг такая, что заболели уши. «Наверное, он сходит с ума?.. или уже сошёл» - подумал горько.
Удивился только, что мысли не его, ведь это не просто голос был, а объяснение того, что он не знал и знать не мог. Попытался вспомнить хоть что-то из ночных похождений. С недоумением смотрел на автомат, не понимая, откуда он мог появиться у него? А гранаты? Он помнил Ария и карабин, а бой ночной, будто сон, но и сон который всплывал бессвязно сполохами и напоминал о чём-то далёком и уже совсем неважном.
Если сказать, что он всё забыл, то это было не так. Исчезла последовательность осознания. Вместе с ночным боем без всякой связи вклинивались воспоминания из детства и события войны, в которой довелось участвовать. Сознание переполнено, но образы были хаотичными, будто не реальными совсем. Мелькнула мысль, что это сон, и он сейчас проснётся, всё станет на свои места. Но это был не сон…
Оставалось только одно, перестать задумываться и гадать, что он и сделал. Мысли потекли, как ручеёк, но это не просто мысли, а тишина в журчанье родничка, тишина, которая всё знала, но ничего не проявляла не в образах и не в словах. Та тишина, наполненная звуками и красками природы, в которую не вмешивался он, как в детстве. Она просто была, и всё вокруг было естественное и прекрасное до жути, а было то, что никак не называлось, потому что кроме тишины в сознание ничего не возникало, хоть он прекрасно вспомнил всё, что было и много больше, в деталях, подробностях и чётко. Но это осознание не в сознании, а где-то вне его. Картины событий, будто в небе облака, плыли, не нарушая синевы небес и тишины сознанья. И это не мешало мыслить, принимать решения и жить.